— Что последнее ты помнишь до того, как оказался здесь? — спросил Брюс, осторожно вытянув руки вперед и сделав шаг. Пальцы нащупали пустоту, и он едва удержался от того, чтобы не отдернуть руки — казалось, тьма может быть материальной, способной схватить, утащить.
— Я был в Адской кухне, патрулировал. Почувствовал... присутствие. Что-то, чего никогда раньше не ощущал. Холод, но не физический — холод, проникающий прямо в душу. А потом... — Мэтт замолчал, его дыхание участилось, стало поверхностным, как у человека на грани панической атаки. — Не помню. Следующее воспоминание — я просыпаюсь здесь, с глазами, которые видят. И с этим.
Звук движения, неуверенного, спотыкающегося, затем в руку Брюса что-то вложили — маленький холодный предмет. Металлический ключ с необычным узором на бородке, который Брюс мог различить только кончиками пальцев — какие-то символы, напоминающие руны, вырезанные в металле с чудовищной точностью.
— Ключ был зажат в моей руке, — пояснил Мэтт. — На нем выгравировано: "Морг". Но это не обычная гравировка, Брюс. Буквы выглядят так, будто они вырезаны в плоти, а не в металле. Они... меняются, когда я смотрю на них слишком долго.
Брюс сжал ключ, ощущая, как от металла исходит неестественный холод, проникающий сквозь кожу перчаток, добираясь до костей, высасывая тепло из самой сути его существа. В этот момент его слух уловил что-то — отдаленный звук, напоминающий скрежет металла о кафель, словно кто-то тащил тяжелый предмет по полу. Звук приближался, методичный и неумолимый, как сама смерть.
— Ты слышишь? — спросил Брюс, чувствуя, как волоски на затылке встают дыбом.
— Да. И... я чувствую запах. Что-то горелое и... гнилое одновременно. — Голос Мэтта дрогнул, в нем слышался настоящий страх — эмоция, которую Брюс никогда раньше не слышал у Сорвиголовы. — Брюс, нам нужно уходить. Сейчас.
Шкатулка. Брюс внезапно вспомнил о ней — восьмиугольной, с зловещим узором на крышке, который, казалось, двигался под его пальцами. Он ощупал себя, проверяя карманы костюма, пояс с гаджетами. Всё было на месте, кроме маски и шкатулки.
— Мэтт, ты видишь шкатулку? Деревянную, восьмиугольную? — спросил он, не в силах скрыть напряжение в голосе.
— Нет, но... — Мэтт внезапно замолчал, его дыхание прервалось. — О боже. Брюс, у тебя на груди... что-то нарисовано. Или вырезано. Символ, похожий на восьмиугольник с линиями внутри. Он... он словно светится изнутри твоей кожи.
Брюс провел рукой по груди и почувствовал выпуклости на костюме — и боль, пронзительную, жгучую, словно символ был не нарисован, а действительно вырезан на его коже, под защитной броней, и рана была свежей, сочащейся.
Скрежет стал громче. Теперь к нему добавился новый звук — влажное хлюпанье, как будто что-то двигалось по лужам крови или другой жидкости, и тяжелое, механическое дыхание, словно через респиратор или противогаз.
— Идем, — Мэтт схватил Брюса за руку, его пальцы дрожали. — Коридор направо, потом налево. Я вижу указатель на морг. Господи, я никогда не думал, что буду так рад видеть знак, указывающий на чертов морг.
Они двигались медленнее, чем хотелось бы, — Брюс из-за слепоты, а Мэтт из-за неспособности контролировать свое тело с привычной точностью. Каждый шаг был борьбой с неизвестностью для Брюса — земля под ногами казалась то твердой, то внезапно мягкой, податливой, словно он шел по полу, который в любой момент мог превратиться в трясину. Мэтт описывал путь: "Ступенька вниз", "Осторожно, обломки справа", "Потолок обвалился, пригнись", но в его голосе слышалась неуверенность человека, который не доверяет собственным глазам.
Глава 5. Проклятие.
Ощущение было мучительным для Брюса — Бэтмен, привыкший быть ведущим, контролирующим, теперь полностью зависел от другого. Каждый шаг был актом слепой веры — не в Бога, в которого он перестал верить в восемь лет в переулке Преступлений, а в человека рядом с ним, который сам был дезориентирован и напуган.
Звуки преследования не утихали — казалось, что-то неуклонно приближалось, методично проверяя каждую комнату, каждый закоулок. Иногда слышался металлический лязг, словно тяжелая цепь волочилась по полу, иногда — влажное чавканье, как будто невидимый преследователь шагал по лужам густой жидкости.
— Мэтт, что ты видишь? Опиши больницу, — попросил Брюс, пытаясь создать в голове карту окружающего пространства. Полная беспомощность сводила его с ума — он, человек, построивший свою жизнь на контроле, теперь не мог контролировать даже собственные шаги.