Глава 1. Письмо из тумана.
Конверт пах лавандой.
Этот запах, едва уловимый для обычного человека, для Мэтта Мердока был ярким, болезненно знакомым — как вспышка света в кромешной тьме, которая прорезает мир, оставляя после себя фантомные следы на сетчатке. Её парфюм. Лаванда с нотками бергамота и чего-то металлического, как следы крови, оставшиеся на клинках её саев. Невозможный, немыслимый аромат, который не имел права существовать в реальном мире — не после того, что случилось с Электрой. Не после того, как он держал её остывающее тело на руках, чувствуя, как жизнь покидает каждую клетку, как замирает сердце, отсчитывая последние удары.
Конверт лежал на пороге его квартиры, неестественно белый в предрассветной полутьме, когда он вернулся после ночного патрулирования. Он знал, что конверт там, задолго до того, как приблизился — ощутил аномалию в привычном узоре своего дома. Ни шагов почтальона, ни дыхания курьера, ни отпечатков пальцев на бумаге — ничего, что могло бы объяснить его появление. Просто был, словно возник из пустоты.
Паук тревоги медленно полз вверх по позвоночнику Мэтта. Что-то было не так с этим конвертом, с его физическими свойствами, с самим его существованием. Мэтт знал, что не следует прикасаться к нему, знал, что должен просто уйти. Шестое чувство, которое много раз спасало его жизнь, сейчас визжало как пожарная сирена. Но его пальцы уже скользили по шероховатой бумаге, впитывая каждую её особенность — тонкая, но с неестественной плотностью, словно между волокнами бумаги была зажата субстанция, которую его чувства не могли идентифицировать.
Внутри — одинокий лист, сложенный втрое. Бумага была холодной, холоднее, чем должна быть после лежания в коридоре, холоднее окружающего воздуха, словно источала собственный мороз. Пальцы Мэтта дрожали, когда он развернул его. Шрифт Брайля был выбит с безупречной точностью — каждая точка идеальной глубины и диаметра, с математической правильностью, невозможной для человеческой руки.
"Я жду тебя в нашем особенном месте. В городе, где туман никогда не рассеивается. Найди меня, Мэтт. Я всё еще там. Я всё еще живая. Электра."
Его сердце сжалось, пропустив удар. Их особенное место... маленький мотель на окраине, с ржавой вывеской и скрипучими кроватями. Место, куда они сбежали, когда всё стало слишком сложно. Где они впервые позволили себе обнажить не только тела, но и души.
Семь недель. Семь бесконечных недель он расследовал деятельность странного культа, который, согласно обрывочным данным, поклонялся каким-то древним существам, существующим за пределами человеческого восприятия. Отчаянно цепляясь за работу, чтобы не думать о ней, о пустоте, зияющей в его груди. Следы вели в маленький городок, затерянный среди озер и лесов — Сайлент Хилл. Имя, которое даже на вкус было как пепел, как туман, просачивающийся под дверь. И теперь это письмо, невозможное письмо, пахнущее её духами и смертью.
* * *
Мэтт не помнил, как принял решение, не помнил, как шёл сквозь ночной город. Время словно съёжилось, сплющилось, и он просто был — перед невзрачным серым зданием на окраине Адской кухни, в самом забытом богом её углу, где даже местные бандиты старались не задерживаться. Его источники указывали, что культисты использовали это место как один из своих филиалов. Заброшенная офисная постройка, ничем не примечательная — выщербленный кирпич, потрескавшийся бетон, тусклое стекло с налётом городской копоти. Обыденное место для маскировки необыденного зла.
Но его чувства говорили об обратном.
Воздух вокруг здания колебался, словно марево над раскаленным асфальтом, но с противоестественной регулярностью, как дыхание спящего существа. Мэтт чувствовал эти колебания кожей — то ледяные, то обжигающие. Звуки доносились искаженными — как будто проходили через толщу воды или через записанную и ускоренную наоборот плёнку. Он слышал обрывки разговоров, которые не имели смысла, детский смех там, где не могло быть детей, шипение, словно от короткого замыкания. А запахи... запахи были "неправильными". Сырость, ржавчина, что-то гниющее и еще что-то сладковатое, похожее на мясо, слишком долго пролежавшее в духовке, с нотками озона и аммиака. Запах, который его инстинкты не могли классифицировать, но который вызывал иррациональный ужас, щекотал примитивные участки мозга, пробуждая древний, до языковый страх.
— Что здесь происходит? — прошептал он, не ожидая ответа, и вдруг осознал, что звук его собственного голоса изменился, приобрёл эхо, которое, казалось, звучало за долю секунды до его слов, а не после.