Мэтт осторожно подошел ближе. Теперь он чувствовал то, что исходило от шкатулки — энергия, вибрация, сила. Не электричество, не тепло, не радиация — что-то иное, для чего в человеческом языке просто не существовало определения. Эта сила не имела начала и конца, она была как бесконечный колодец, уходящий в измерения, которых не должно существовать.
Рациональная часть его сознания кричала, что нельзя прикасаться к этому предмету. Но руки уже сами тянулись к шкатулке, пальцы скользили по резным узорам, ощущая каждый изгиб, каждую грань. Поверхность была теплой, почти горячей, и, казалось, пульсировала в такт с его сердцебиением.
Что-то щелкнуло под его пальцами. Одна из секций шкатулки сдвинулась, обнажая сложный механизм внутри. Еще одно движение — и другая грань изменила положение. Шкатулка перестраивалась, перетекала, словно была живым существом.
Внезапно из ниоткуда донесся звук — отдаленный звон цепей, тяжелых и массивных, словно кто-то тащил их по металлическому полу. Воздух в комнате стал плотнее, тяжелее. Дышать становилось все труднее.
Шкатулка в руках Мэтта вспыхнула синим светом, который он мог ощутить каждой клеточкой своего тела. Пространство вокруг него начало искривляться, растягиваться, рваться по невидимым швам.
А цепи звенели все ближе и ближе.
Глава 2. Врата отчаяния.
Полуразрушенное здание полицейского департамента Готэма всегда пахло одинаково – затхлый пот, дешевый кофе и отчаяние. Но сегодня к этому примешивался ещё один запах – тонкий, едва уловимый аромат озона, как перед грозой. Сама атмосфера казалась наэлектризованной, будто перед катастрофой.
Тусклые лампы в допросной мигали с болезненной нерегулярностью, отбрасывая искаженные тени на грязно-серые стены. В этом зловещем полумраке бетонная коробка камеры казалась живым организмом, который медленно переваривал своих обитателей.
Бэтмен сидел напротив Загадочника, ощущая, как каждая секунда растягивается в вечность. Под маской его лицо оставалось неподвижным, но внутри кипела ярость. За последние две недели в городе нашли семнадцать тел. Семнадцать человек, умерших от... невозможного. Их тела были деформированы таким образом, который не мог объяснить ни один патологоанатом. Словно сама физика реальности отказалась работать в замкнутом пространстве вокруг жертв.
А Загадочник... он знал. Бэтмен видел это в его глазах.
Эдвард Нигма сидел, закинув ногу на ногу, в своем ярко-зеленом костюме, теперь помятом и заляпанном. Его губы растянулись в ухмылке, но глаза... глаза выдавали его. В них плескался настоящий, первобытный ужас, старательно скрываемый за маской высокомерия.
— Шкатулка, — низкий голос Бэтмена прозвучал как скрежет металла по камню. — Говори, что ты знаешь о ней.
В наручниках запястья Загадочника казались болезненно тонкими. Он попытался принять еще более вызывающую позу, откинувшись на спинку стула. Все его существо кричало о напускной браваде.
— Городские байки, Бэтс, — его голос дрогнул на долю секунды. — Типа той кассеты, знаешь, после просмотра которой тебе звонят и говорят, что ты умрешь через семь дней.
Загадочник улыбался, но улыбка не достигала глаз. В них плескалась тревога — нет, настоящий, глубинный страх. Бэтмен годами читал преступников как открытые книги, и сейчас он видел отчетливо: Нигма что-то знал, но боялся говорить. Он словно умолял Бэтмена: "Выбей из меня правду. Дай мне оправдание. Дай мне возможность сказать, что меня заставили, что у меня не было выбора. Может быть, тогда у меня останется шанс выжить."
За односторонним зеркалом маячила фигура комиссара Гордона. Бэтмен знал, что у них мало времени. Федералы уже были в пути — слишком много жертв, слишком высокопоставленные люди среди них. Готэм вот-вот перейдет под внешний контроль.