- Я капитан этого судна, - с гордостью произнес он, подкручивая усы. Теперь он стал похож на пирата из мультфильма про капитана Врунгеля. Ему бы еще шляпу приподнять и сказать: мабене! Сам вид капитана и слово «судно» вызвало саркастический интерес у окружающих. Кто-то тихо и блаженно улыбался, глядя на гиганта судна, кто-то прыснул со смеху. Остальные просто умиленно смотрели на нашего будущего вождя, внимательно разглядывая его клоунский наряд. И ведь первое, что приходило в голову, глядя на эту парочку – это то, что все мы попали на какой-то костюмированный розыгрыш, фарс, и сейчас все разрешится, все скинут с себя скоморошьи наряды и окажутся – он – симпатичной миниатюрной стюардессой. Она – веселым, надежным и опытным капитаном. Но время шло, а этого не происходило. Ну, если все происходящее и в самом деле реальность - … я даже не знаю, что на это сказать и как реагировать. Зато знала комиссарша.
- Давайте уже в самолет, - властно скомандовала она, и все мы, как на закланье, выстроились в печальную очередь. Отсчитав нас по головам, революционеры тоже зашли в самолет. Мы расселись по местам. Они были жутко маленькие и очень неудобными. К тому же, судя по всему, конструировали этого Змея Горыныча еще в начале прошлой эпохи. Впереди нас с трудом рассовывая ноги под сиденьями, пытались расположиться два молодых парня.
- Так, наверное, теперь уже нужно бояться, - подвел итог первый.
- Да, теперь нас отсюда точно добровольно не выпустят. Только вперед ногами. – вторил второй
- Скорее, всего, вперед хвостом. – Оба дружно заржали.
- Я, наверное, попрошу комиссаршу примерить макинтош.
- Ну да? Хочешь посмотреть, что под ним?
- А что там смотреть? Сало и есть сало! – Ребятишки разошлись не на шутку. Они дружно ржали, хватаясь за животы, пока не поймали суровый взгляд Любы (мне, почему-то захотелось ее называть именно так). А его – Федя. Федя, Федя, где ты, Федор? (Это из «Комедии строгого режима»).
- Всем пристегнуть привязные ремни! – скомандовала грудным голосом Люба. Эх, что-то должно быть еще… А, ну да: кресла в вертикальное положение, открыть шторки окон, убрать откидывающиеся столики. Этого не прозвучало. Почему? Да потому, что всеми этими прелестями данный самолет не обладал. Что ж это за суперджет? Я даже название его не прочел. Наверное, потом жалеть буду, что не узнал название бренда гробконторы. Наверное, «Нимфа» Безенчука.
- Наш лайнер (!!!!????!!!!) пилотирует пилот первого класса, Иван Громыхайло. Из-за спины Любы показался Федор и изобразил улыбку мачо, недвусмысленно мигнув нам левым глазом. Самолет икнул.
– Наш полет будет проходить на высоте… Люба осеклась и повернулась к Федору. Тот что-то сказал ей на ухо, встав на цыпочки. – На высоте 6 тысяч метров? (кажется, Люба была сама этому удивлена). Федор значительно крякнул в усы и довольно фыркнул.
- Ну, все пристегнулись? - уже как-то мягко, по-матерински, обреченно и с нотками скорби произнесла комиссар. - Тогда поехали. Она грустно вздохнула и села в кресло напротив, сильно напоминающее привязанную к стойке табуретку. Федор чинно удалился в кабину пилота. Все притихли. Холодок пробежал по спинам пассажиров. Никто уже не шутил и лишь одна трусливая мыслишка вертелась в голове: как сбежать из самолета? Народ вертел головами, как бы ища помощи извне. Но вокруг самолета на сотни метров не было видно ни души, а Люба загородила своим телом маленькую дверцу надежды и все мы поняли, что уже практически обречены. Послышалось странное хрюканье откуда-то снизу. Хрюк…хрюк….. хрюк. Видимо, это подал голос двигатель. Трррррррррр!!!!! – поднатужился он снова Фуххххххх! Трррррррррр! Фуххххх! Все мы пришли в одно состояние – томительного ожидания. Лучше бы, чуда. Хотя, это вряд ли. Хрюм-пам-пам! – из последних сил поднатужился моторчик. Фуххх… Трам-пам-пам-та-ра-рам! И опять: Фухххх… Всем нам, наверное, известно, как раньше заводились советские машины? Ну, так это было еще хуже. В мозгу появилось видение: моторчик сидит на толчке в туалете и сильно пыжится, страдая от запора. – Уууууууххххх! – из последних сил взмолился моторчик и сильно покраснел. – Нет, все-таки, фуххх. Люба сидела с каменным лицом, не проявляя никаких эмоций. Из кабины пилота показалось бардовое лицо Федора. Он мигнул Любе, она протиснулась внутрь. Через пару минут она вышла, как на сцену на поклон и торжественно объявила:
- Уважаемые граждане! Прошу всех покинуть самолет. Сегодня он не полетит из-за внезапной неисправности.
Надо ли говорить, какое счастье обуяло нас? Мне показалось, что все, вскочив со своих мест заорали: Гооооол!!! и рванули к выходу. На удивление, наш автобус и не думал уезжать. Мы дружно разместились в нем, истово крестясь и воздавая хвалу Господу. В этот день НАМ повезло. Через часик нас пересадили в приличный и привычный Боинг и еще через пару часов мы были во Львове, с ужасом вспоминая утро.
Да, совсем забыл. Посмотреть на марку самолета. Ну, пусть будет Антилопой Гну!
Снайперы
Лето 1945 года на островах японской гряды выдалось душным и жарким. В воздухе повисли отвратительные запахи дыма, гари, морских водорослей и гнилости от многочисленных трупов, которых никто не спешил убирать. Только что закончилась кровавая операция за остров Окинава и весь этот гниющий винегрет запахов еще висел в воздухе, как раз напротив уже привыкших к нему ноздрей солдат. Лейтенант морской пехоты США Джейн Кими сидела на земле с закрытыми глазами, отвалившись на какой-то, чудом уцелевший деревянный ящик. Боже, неужели все это закончилось? Неужели скоро домой, в родной Канзас? Лицо ее дрогнуло и на нем показалась гримаса вместо улыбки. Конечно же, операция «Стальной тайфун» была проведена безукоризненно, но сколько же мы потеряли ребят в этой кровавой бойне! Перед глазами проплывали комья взорванной земли, дым, огонь и обезображенные части тел, валявшихся на земле, как мусор. Нет! Надо все это забыть и больше не вспоминать! Да уж. Хотелось бы, но это не реально. Неужто этот кошмар будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь? Лейтенант Кими было призвана в армию только три месяца назад, пройдя курсы подготовки снайперов для корпуса морской пехоты в школе Форт Багге. Не успев послужить на континенте, ее сразу же перебросили в Японию, где она попала под молотобойку «Стального триумфа» на острове Окинава. Джейн приоткрыла глаза, прищурилась от слепящего солнца, пробивающегося сквозь дым еще не остывшего боя. Справа от нее лежал, уткнув лицо в каску, молоденький унтер, Шон Райен, приданный ей для охраны. Мальчик совсем, - подумала Джейн. И зачем ему усы? А, впрочем, это, видимо, теперь такая мода – весь офицерский состав корпуса носил усы. А солдат, почему-то заставляли их сбривать. Наверное, чтобы их отличие от офицерского состава было еще более разительным. Да уж, мальчишки и есть мальчишки. Вставать не хотелось, но команда старшего офицера, хоть и не сразу, но подняла всех на ноги. Их стали грузить в машины.
– Куда едем-то? – все задавали это вопрос, в душе надеясь на ответ: Домой. Но командование отмалчивалось, либо устало огрызалось:
- Куда надо, туда и едем. После нескольких часов тряски в кузове, машины, наконец-то остановились и была дана команда «К машине». Грузовики с трудом вытряхнули из себя содержимое в серой грязной униформе, которое пересадили на небольшую, видавшую виды, рыбацкую посудину. Старый японец, по-видимому, капитан этой старой развалины, попыхивая трубкой, молча отдал какие-то распоряжения своим двум помощниками, и судно, заскрипев и кряхтя, оторвалось от пирса. Вопросов уже никто не задавал. Все дружно свалились на палубу и тут же уснули. От корпуса осталось человек тридцать. Остальных, раненых, либо демобилизованных, от группы отделили. Значит, все-таки, не все кончилось, - проплыло в мозгу у Джейн. – Да и черт с ним, - я так устала от всего, что и думать-то сейчас не в состоянии. И она погрузилась в тяжелый и глубокий сон. Разбудил ее гудок посудины, который она, оказывается, еще умела издавать. И был он какой-то натужно-жалкий, срываясь и давая «петуха», как будто, стесняясь своего сиплого голоса.