- Это правильно. Гордится этим не нужно. Каждая человеческая жизнь бессмертна. Но, если в этой жизни нет ничего человеческого, тогда и не нужно ему топтать Землю, занимать чье-то место.
- Как странно ты говоришь… И ведь все верно.
- Ладно, хватит об этом. Может, перекусим?
- Ой, а я ничего и не взяла с собой! Растяпа! Наверное, и жена из меня будет никудышной…
- Не говори глупости. Ты очень добрая и по духу очень на меня похожа. Ты будешь прекрасной женой и мамой. Я тебе это точно говорю. Нет, опыта у меня нет, я просто чувствую. Ты на мою матушку похожа. Такая же добрая и красивая. Она у меня была казачка. По-вашему, воительница, род такой. Лихой, смелый, решительный. И женщины в роду все ярко-красивые, гордые и независимые.
- Точно. Точно, как у меня. Ну, и сколько же у меня будет детей? – Джейн хитро прищурилась. Василий, подыграв ей, тоже внимательно оглядел ее с ног до головы:
- Трое. Две девочки и один мальчик.
- А откуда ты знаешь? - не унималась Джейн
- По глазам. А еще потому, что я так хочу. Джейн резко покраснела и смутилась.
- А при чем тут ты? Ты что, мне в женихи набиваешься?
- Набиваюсь. Нравишься ты мне, - Василий смутился, - а я?
- Что? – одними губами прошептала Джейн
- Ну. Это… я тебе как? В смысле, ну, ты, короче поняла. – Василий залился краской.
- Не знаю, - Джейн встряхнула головой и, дразня, посмотрела на него. – Еще не разобрала. Она громко рассмеялась. – А давай искупаемся?
- А обед?
- Потом пообедаем. Смотри, какая водичка! Чистая, как слеза! Я еще ни разу не купалась в Японии. Когда еще доведется?
- Я тоже. Слушай, так как же мы купаться будем без купальников?
- А очень просто. Ты на одной стороне, а я на другой. Только, чур не подсматривать!
- Ну. Вот еще… Хорошо, договорились.
Василий перебежал в кусты на ту сторону пруда и стал быстро снимать с себя пропахшее гарью и потом обмундирование. Тем временем, Джейн быстро скинула с себя все и кинулась в прозрачную воду. Вода оказалась бодрящей и свежей, как будто бы она состояла из миллиона щекочущих пузырьков. От счастья даже захватило дыхание и захотелось крикнуть что-нибудь такое!... Но из груди вырвалось только томное мурчание. Боже, какой кайф! А кто это фырчит на той стороне пруда? Ай да Василий! Он был счастлив, как ребенок, и издавал звуки моржа в проруби. Это было незабываемо. Они плавали и дурачились, поднимая брызги воды во все стороны. Но дистанцию держали, как равнение в строю. Известное дело, военные люди. Хоть и разнополые. Когда вылезли из воды, амуницию пришлось одевать на мокрое тело. Это было ужасно, а так хотелось еще побыть без этой кольчуги и тяжеленных сапог! По крайней мере, сейчас бы подошли легкие летние туфли и прозрачное ситцевое платьице. Ничего, ничего, нужно еще немножечко потерпеть. Василий вытащил из рюкзака две банки тушенки, полбулки хлеба, кусок сала и, зачем-то кусковой сахар. Ловко открыв тушенку штык-ножом и порезав хлеб и сало, молодые люди накинулись на пищу. Еще бы! Молодые, вечно голодные дети войны, да еще и после водных процедур…
- Какая вкусная у тебя тушенка! – Джейн уминала ее за обе щеки. - А какое сало! Я сроду такого не пробовала!
- Тушенка обычная, а вот сало мама моя сама делала. Ты еще вареники и пельмени наши не ела.
- А что это такое? Василий, как мог, описал ей свои любимые блюда.
- Я бы очень хотела все это попробовать!
- Договорились. После войны поедем ко мне.
- ???? Это как это – к тебе?
- Ну так… Ты же хочешь все попробовать?
- У меня и дома есть все, не хуже твоих пельменей.
- Да ты что?
- А ничего, - Джейн не на шутку рассердилась. – Заговорилась я с тобой. Мне пора.
- Куда? – Василий тщетно пытался исправить положение, но было уже поздно. Джейн понесло.
- Спасибо, господин капитан. Все было очень вкусно. И – честь имею! Она смешно отдала честь, приложив руку к пустой голове.
- К пустой голове руку не прикладывают, - пробурчал Василий.
- Это у вас не прикладывают. А у нас очень даже прикладывают! И вообще, у нас с вами разные уставы.
- При чем тут уставы? Сердца и души-то у нас всех человеческие. А, впрочем, может у вас, лейтенант ее и нет вообще?
Джейн вспыхнула, схватила рюкзак и винтовку и побежала прочь.
Какие же мы дураки, что наделали, и как это теперь исправить? Так, или приблизительно так думал каждый из них, кусая губы и еле сдерживая слезы. Да, действительно дураки. Молодые, горячие, и… кажется, уже влюбленные.
Добежав до своей поляны, Джейн кинулась в свой шалаш, дабы ОН не смог ее увидеть и залилась слезами. Дура, дура, дура, дура! Она готова была провалиться сквозь землю, отхлестать саму себя за …. Да за все. За то, что дура! И с чего все началось? Ну, да, он пригласил меня к себе. А я закочевряжилась, типа – в качестве кого? А что он, по-твоему, на первом свидании должен делать тебе предложение? Глупо, глупо! А я, как будто бы напрашивалась на это! Как стыдно! Да и он тоже хорош! На пельмени он, видите ли, пригласил. И это на первом свидании! Не много ли он себе позволяет? Хорошо еще, что купался на том берегу. А не то я бы ему показала! И тут сердце ее защемилось, сладко заныл низ живота. Природу не обманешь. А он хорошо сложен. И какой красавчик! Зачем я ему нужна, полукровка? Да у него, таких как я, будут сотни!
Василий рассуждал приблизительно так же, разница только в особенностях русского языка. Наступил вечер. Оба разошлись по своим расположениям, так и не оглянувшись напоследок.
Всю ночь не спал ни Василий, ни Джейн. В голове крутились самые сумасшедшие мысли, начиная от самоубийства, кончая венчанием. В конце концов, под утро обоих сморило, и они забылись глубоким сном. Проснувшись утром от шума вокруг палатки, Джейн, по привычке встала, умылась и… все вспомнила. На душе стало ужасно скверно, настроение испортилось, хотелось спать. Короче, состояние – ни к черту! Кнок-кнок!- типа постучали.
- Кого там еще несет?
- Очень недружелюбно вы встречаете своего верного оруженосца, — это вошел Шон. – Вот, тебе – он протянул ей небольшой букет пахучих полевых цветов.
- Ааааа, это ты… Спасибо.
- Что с настроением? Тебя кто-то обидел? Впрочем, сможешь не объяснять. Я так и понял, что это твой медведь. И как он? Очень страшный?
- Не угадал. Он очень красивый. Шон стушевался. Не ожидал.
- Ну, тогда что же ты с ним не осталась?
- А какое твое дело? С кем хочу, с тем и остаюсь. И не нужно лезть ко мне с дурацкими вопросами и советами! – Джейн не на шутку разозлилась. И так паршиво на душе, а тут еще этот усатый суслик. – И вообще. Ты чего приперся? Посочувствовать? Тогда иди к своим поварешкам.
— Значит, все-таки, обидел, - почти про себя прошипел Шон. – Ну, мы еще посмотрим.
- Что? Что ты там задумал? Даже не думай! Никто меня не обижал. А Василий прекрасный человек. Это я полная дура, так что, выкинь все из головы и иди с богом.
Шон послушно вышел из палатки и в глубокой задумчивости поплелся в сторону кухни. На ходу он плел невероятные интриги против русского соперника, вызывал его на дуэль, протыкал шпагой, видя его коленопреклоненным и просящим у него прощения. Никакого прощения ему не будет! Он ответит за все!
Тем временем, Джейн не находила себе места. Нужно было идти на пост – все-таки, полковник объявил повышение бдительности и в лагере оставаться было нельзя, а с другой стороны ее душа не находила ни покоя, ни выхода из положения. Как же хотелось, чтобы все было по-старому, забыть об этом нелепом конфликте и начать все сначала! Точно! Нужно начать все сначала. Как будто, ничего не произошло. Отличная мысль! Я смогу выйти из этого положения с достоинством, а он пусть или мучится, или просит прощения. Любопытно, где он сейчас и о чем думает? Да где ж ему еще быть? Сидит, наверное, как сыч на березе и …рыдает! Она не смогла сдержать истерический смех. Ей вдруг ясно представилось, как Вася сиди на березе со своим Мосиным, и все дружно рыдают. Вот потеха! Ладно, пойду, проведаю беднягу. Она быстро собрала рюкзак, захватила винтовку и вышла из палатки. Опять знакомая дорога, опять стучит сердце. А вот и полянка. А вот и картонка. Джейн подняла картонку. Так и есть! «Извини. Я жду тебя на озере». От сердца сразу отлегло. Ура! Ждет! Конечно, иду. Она заметила его сразу. Он сидел на бревне, склонив голову, и курил. Подойти заметно, конечно, не удалось. Стреляный воробей! Василий вскочил, подбежал к ней, хотел взять ее руки в свои, но замялся в стеснении. Вместо этого взял свои в молящей позе: