— Нет, не могу, — выдохнул я, тщетно пытаясь восстановить дыхание.
— Почему вы так уверены?
— Первый напавший на меня мужчина был гораздо моложе, гораздо стройнее…
— Хочешь сказать, я жирный? — воинственно прервал Малкович, застегивая брюки.
— Ну, честно говоря… Господи, дайте же мне отдышаться! Этот идиот чуть не задушил меня…
— Прошу вас, мой друг, продолжайте.
— Да, кроме того, он был гораздо привлекательнее. А Малкович мне просто противен.
Малкович зарыдал.
— Ну-ну, не надо так расстраиваться! — дружелюбно сказал доктор Фрейд. — Гораздо лучше быть физически отталкивающим и невинным, чем привлекательным и виновным в жестоком преступлении.
— Думаю, вы правы, — Малкович громко высморкался в огромный грязный носовой платок. — Из всего этого следует, что мы вернулись к тому, с чего начали.
— И куда же, если точнее?
— Я скажу вам, куда! Мы вернулись к тому факту, что у этого типа, который назвал меня толстым и отталкивающим, нет билета на поезд! Как тебя зовут?
— Я… это еще одна вещь… я не помню, — сказал я в тихом отчаянии.
— Ну, как бы там ни было, я тебя арестую!
— Боюсь, — мягко произнес доктор Фрейд, — что, несмотря на ваши особые полномочия, вы не можете этого сделать, Малкович.
— Почему же, доктор?
— Потому что до вашего появления мы как раз установили, что если ни вы, ни я не нападали на молодого человека, следовательно, это сон.
— Сон?
— Именно. Проблема в том, что мы не знаем, кто из нас сновидец, а кто сновидение. Видите ли, если это сон нашего безымянного юного друга, значит, я обречен исчезнуть в момент его пробуждения — и вы, кстати, тоже — а мне совсем не нравится такая перспектива. С другой стороны, если сновидец я, исчезнуть должен он, и вряд ли его это устраивает. Вам же, Малкович, не повезло вдвойне: вы обречены на небытие, вне зависимости от того, кому из нас снится сон.
— О… я?
— К сожалению, так и есть. А если вас на самом деле не существует, следовательно, вы никого не можете арестовать, ведь так?
— Но вы же знаете меня, доктор Фрейд! — возмутился Малкович. — Ну, как же, вы же прекрасно со мной знакомы! И это, безусловно, означает, что сновидец вы, а я должен независимо существовать вне вашего сна, верно? Ведь не мог же вам присниться кто-то, кого вы никогда не встречали!
— Однако, — ответил доктор Фрейд, — совсем недавно, на прошлой неделе, мне приснился восхитительный сон про мадам Фанни д’Артиньяни, оперную диву, а я ведь никогда не встречался с ней. И не могу сказать, что знаю ее, в любом смысле этого слова.
— И даже в библейском смысле, доктор?
— Да.
— Боже мой, ну и в положеньице мы попали, это точно!
— Спокойствие, Малкович. Думаю, должно быть решение.
— Какое же? — вставил я, желая убедиться, что, перестав поддерживать разговор, не умолк навсегда и не превратился в фантазию.
Доктор Фрейд откинулся на спинку сиденья и задумчиво погладил свою белую бороду.
— Что ж, — начал он, — я собирался сойти в Н…, куда я направляюсь в связи с важной конференцией гомеопатов, посвященной диморфным заболеваниям…
— Извращенцы, — с отвращением пробормотал Малкович, сплёвывая.
— Не гомосексуалисты, Малкович, гомеопаты.
— Называйте их, как хотите, доктор, они все равно останутся шайкой мерзких извращенцев.
— Однако, — продолжал доктор Фрейд, — если мы втроем сойдем на следующей станции, можно будет отправиться в ближайшую контору по переписи населения и найти доказательства нашего существования. Имя, адрес — да каждый житель страны должен быть в этом списке! Уверен, мы очень быстро отыщем искомое!
— В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным, — угрюмо заметил я.
Малкович некоторое время пристально смотрел на меня, потом поинтересовался:
— А в этом ты уверен? — и, сменив тон на омерзительно-заискивающий, продолжил: — Мы преклоняемся перед вашими удивительными познаниями, доктор, но не думаю, что могу покинуть свой пост.
— О, так это ненадолго! Кроме того, мне ничего не стоит договориться с вашим непосредственным начальником. Вы знаете, что его дочь — моя пациентка?
Малкович мрачно кивнул и устало прошептал:
— Психические расстройства сексуального…
— Да, но у меня есть надежды на полное выздоровление. Несколько наиболее серьезных ран, которые она нанесла себе, почти затянулись.
— Вы так и не сказали нам, куда идет этот поезд, — сказал я с обвиняющим взглядом.
Он перенес вес своего огромного живота с одной ноги на другую, потом, словно балерина, встал почти на цыпочки.