Пространство вокруг резко изменилось, и «темница» рассыпалась красной пылью. Лидия нашла себя в левом углу от входной двери в палату, где Николас некогда проснулся от шестимесячной комы. Ее окружала обстановка незнакомая, но для него она значила слишком много. Видя помещение, она понял что он ничего не забыл, и никогда «это» не забудет, даже если его собственная память обманет его.
Она видит что в палате царит полумрак, потому что некто погасил почти весь свет. Кто мог это сделать, неизвестно. По правилам госпиталя, в палате со сложными пациентами всегда должен гореть свет. И сегодня это правило нарушено. Но медперсонал не спешит, и в коридоре за дверью тихо, словно никто ничего не знает, или же всем плевать на несовершеннолетнего смертного мальчика? Возможно, сангвинары, работающие здесь на всех медицинских постах, слишком легко относятся к жизням людей. Хотя до сегодняшней ночи такого не замечалось. Каждый из сангвинаров медиков старательно исполнял свои обязанности. И еще никто в данном госпитале «Святого Адальберта» не умирал!
Впереди, у центральной стены, стоит металлическая кровать, от которой тянутся всевозможные пластиковые трубки для питания. Начиная с искусственной вентиляции легких, и заканчивая питательными препаратами.
На ней, под белым покрывалом, лежит четырнадцатилетний Николас. Он в коме начиная с 6 декабря. Он впал в нее в «17.30», через тридцать минут после того, как приемные родители смогли найти его.
Его нашли когда он находился на грани жизни и смерти, в одном нижнем белье, весь в синяках, ссадинах, порезах, и с жуткой синей линией на горле, словно некто пытался задушить мальчика тонким ремнем.
Родители наткнулись на него случайно, когда проезжали мимо церкви на «Дорфштрассе». Его приемная мать Сабин Кейли, заметила между деревьев что-то подозрительное. Когда приемный отец Теодор Кейли остановил машину, и они вышли осмотреть подозрительную находку, их едва самих не хватил удар.
Держа себя в руках, они вытащили своего мальчика из кустов, и отнесли в машину, укутав его в красный клетчатый плед. Отец остался на месте возможного преступления в надежде, найти виновника случившегося. Он также вызвал полицию. Мать Николаса сразу дала по газам, и в течении тридцати минут уже находилась в приемном покое госпиталя «Святого Адальберта». Но того времени ей не хватило, и медикам сангвинарам пришлось действовать быстро: ребенок впал в кому.
С того вечера прошло почти трое суток. Через час настанет новый день. Но пока еще 23.00, а в палате почти темно. Только за окном второго этажа горит бело-синеватый свет фонаря, под которым танцуют крупные хлопья снега начавшейся зимы.
Слышно как работают приборы искусственной вентиляции легких, и датчики отвечающие за поддержание жизни. Юный Николас Кейли все еще в коме, и за ним сейчас наблюдает призрак Лидии.
Ее сковывает внезапная иная сила. Она рвется подойти, протягивая дрожащую правую руку. Она решает что необходимо отключить его тело от аппаратов, и тем самым, убить его еще в начале.
Некое движение возле постели заставляет ее замереть и остаться в темноте угла. Она видит еще одного подростка. Тот одет в худи черного цвета, чей капюшон скрывает его голову во мраке. На ногах, того же цвета джинсы, и подозрительно дорогие кеды. Такие носят только отпрыски из богатой семьи. Руки мальчика в кожаных перчатках. Он выводит из темноты левую руку. В ней блестит острый охотничий нож. Он заносит его над правым глазом Николаса.
— Осборн! — в палате внезапно раздается девичий голос. И на всех присутствующих он действует странно: юный Рэй резко замирает; зрачки под веками Ника мальчика вздрагивают, а призрак холодеет еще больше неизвестно почему, и резко поворачивается на голос.
Возле окна, в белом кожаном кресле, сидит девушка с портретов подвального этажа отеля «Слеза Розы». В фонарном свете она особенно очаровательна. От ее образа невозможно оторваться. Но больше всего к себе притягивают ее глаза, горящие медовым пламенем.
— Малыш, я не разрешала тебе убивать Ника! — недовольно заявляет она.
Рэй разворачивается к ней. Его глаза в темноте горят красным. Он тоскливо вздыхает и опускает нож.
— Теперь ты можешь перемещаться следом за мной, где бы я ни был… — с досадой говорит он. — И ты уже начала этим пользоваться. Я не считаю что Ник может жить… Если он выйдет из комы, (что маловероятно), его жизнь будет наполнена позором и болью! Ты понимаешь какое будущее его ждет? То что случилось с ним 4 и 5 декабря — уничтожило его как человека… Всю оставшуюся жизнь он будет бороться с болезнью, которую получил так незаслуженно! Уж тебе то это хорошо известно, Мария. Я сделаю это, хочешь ты того или нет! — Он резко развернулся к Николасу и завел нож над тем же местом куда метил.