Не задумываясь, я затолкнула ее в ее шкаф.
Как только она оказалась там, я схватила одно из ее покрывал и запихнула его в щель под дверью. Дженна кричала, но это уже был не тот высокочастотный крик боли.
— Что случилось? — крикнула я через дерево.
— Мой гелиотроп — она рыдала — он исчез.
Я побежала к ее кровати и присела, чтобы заглянуть под нее.
Возможно, он просто упал, сказала я себе. Возможно, застежка сломалась, или он зацепился за подушку.
Я бы хотела, чтобы случилось что-то из этого.
Я скинула все с кровати, даже сдвинула матрац, но гелиотропа Дженны нигде не было.
Гнев поднялся внутри меня.
— Жди здесь, — завопила я Дженне.
— О, как будто я куда-то собиралась! — Ответила она, когда я была уже наполовину за дверью.
В зале было несколько девушек. Я узнала одну, Лауру Харрис, с Эволюции Магии. Ее глаза расширились, когда она увидела меня.
Я подбежала к комнате Элоди и толкнула дверь.
Она открыла и я толкнула ее обратно в комнату.
— Где он?
— Где что? — спросила она. Под ее глазами были черные круги.
— Гелиотроп Дженны. Я знаю, что ты его взяла, где он?
Глаза Элоди вспыхнули. — Я не брала ее глупый гелиотроп. Хотя, если бы и взяла, она это заслужила после того, что она сделала с Честон вчера вечером.
— Она ничего не делала Честон, а ты могла убить ее! — Закричала я.
— Если это не она напала на Честон, тогда кто же? — спросила Элоди, повышая голос. Несколько тонких лучей промчалось под ее кожей, и ее волосы начали потрескивать. Я почувствовала, как мое собственное волшебство пульсирует, как второе сердцебиение.
— Возможно тот демон, которого вы пытались вызвать, — открыла я ответный огонь.
Элоди раздраженно ответила. — Как я и сказала вчера вечером, если бы демон и был, то госпожа Каснофф знала бы об этом. Мы все б знали.
— Что происходит?
Мы обе повернулись, чтобы увидеть Анну, стоящую в дверном проеме с влажными волосами и полотенцем в руках.
— Софи думает, что мы взяли глупый гелиотроп вампирши, — сказала ей Элоди.
— Что? Это смешно. — Сказала Анна, но ее голос был напряжен.
Я закрыла глаза и попыталась овладеть собой и магией. Тогда, представляя ожерелье Дженны в моем уме, я прошептала, — Гелиотроп.
Элоди закатила глаза, но появился отчетливый писк, когда один из ящиков комода Анны открылся. Гелиотроп появился из груды одежды, его красный центр светился.
Он прилетел в мою руку, и я закрыла свой кулак.
Удивление вспыхнуло на лице Элоди на мгновение. Потом исчезло. — Ты получила то, зачем пришла, так что убирайся.
Анна смотрела на пол. Я хотела сказать что-то грубое, что-то, что могло заставить ее пристыдить, за то что она сделала, но в конце концов я решила, что это того не стоило.
Когда я вернулась в комнату, плач Дженны превратился в сопение. Я приоткрыла дверь шкафа и отдала ей гелиотроп. Как только она его одела, она вышла из шкафа и села на кровать, качая ее обожженную руку.
Я села рядом с ней. — Ты должна присматривать за ним. — она кивнула. Ее глаза все еще были красными и сырыми.
— Это дело рук Элоди и Анны? — спросила она.
— Да. Что ж, это была Анна. Я не думаю, что Элоди знала, но не похоже, что она не одобрила.
Дженна вздохнула. Я подошла к ней и стерла ее розовую подводку с глаз. — Ты должна рассказать госпоже Каснофф о том, что они сделали.
Нет, — сказала она, — ни за что.
— Дженна, они могли убить тебя. — Настаивала я.
Она встала, укутываясь в мое одеяло. — Это только сделает хуже, — сказала она устало. — Напомнит всем, что вампиры отличаются от вас. Что мне здесь не место.
— Дженна, — начала я.
— Я сказала, успокойся, Софи! — Резко оборвала она, ее спина все еще была повернута ко мне.
— Но тебе было больно..
И затем она развернулась ко мне, ее кроваво-красные глаза, ее лицо, искаженное гневом. Ее клыки выдвинулись, и она обхватила мои плечи с шипением. Не было ничего от моего друга в ее лице.
Только монстр.
Я издала потрясенный звук боли и страха, и она резко освободила меня. Мои колени подкосились, и я рухнул на пол.
Она немедленно оказалась около меня, Дженна снова, ее глаза, светло-голубые и заполненные сожалением. — О, Боже, Софи, мне так жаль! Ты в порядке? Иногда, когда я переживаю… — Слезы полились по ее щекам. — Я никогда не причинила бы тебе боль, — сказала она, умоляя.