Александр ласково сжал мою ладошку и растерянно заметил:
– А правда! Я никогда не задумывался над этим в детстве, но почему тот талантливый художник оформлял только эту комнату?
Илиодор Сияющий Третий поддернул брюки на коленях и, искривив губы в тонкую линию, опустился на стул, который стоял у единственного окна.
– Не подозревал, что скверным характером можно заразиться. Видимо, ошибался.
Это что же? Это он меня так ненавязчиво на место поставил?
– Да-да! – кивнула я, одновременно вспоминая слова Тищенко, что уж если помирать, то обязательно под музыку, и уточнила:
– Вы уж поостерегитесь, Ваше Величество. В наши дни пожилой человек легко может подхватить всякую гадость.
Попыталась выдержать классическую пятисекундную паузу, но не утерпела и озвучила мысль, которая просто прожигала кончик языка:
– Некоторые несчастные, я слышала, иногда подхватывают даже мозг.
Светлый король, забыв про брюки и прическу, вскочил на ноги, и одновременно с этим лёгким движением прозвучал голос ректора Ясневского:
– Илюш, ну с ребёнком-то ты не хочешь воевать? А если хочешь, то советую вспомнить, что этот ребёнок теперь мой.
Про двух мам ничего не скажу. А два папы – это здорово.
И я заулыбалась во весь рот. Алекс же отреагировал на слова Вельзевула Аззариэлевича едва слышным хмыканьем.
– Это весело, не спорю, – как-то подозрительно лениво сказал мой ректор. – Но давайте потренируемся в остроумии, когда всё закончится. Пока же я хочу знать, прав ли я в своих подозрениях.
Пан Ясневский протянул ко мне руку и приподнял указательным пальцем рубин на шее, затем изогнул бровь и поскреб по камню ногтем, словно ожидая, что он ответит на его вопрос:
– Эта штука теперь не снимается?
– Вель, это семейное дело…
– Я задал вопрос, студентка Волчок!
– Не снимается, – я-то и не собиралась этого скрывать, зачем смотреть на меня так, словно я на пересдачу по Общей магии иду. – Алекс пытался снять его в зале, когда я сказала, что камень жжётся.
Сияющие за нашей перебранкой наблюдали с искреннем любопытством, удобно устроившись у окна, но в разговор пока не встревали.
– Жжётся? Всё время?
– Нет, но...
– Не всё время, не надо прибедняться! – Тёмная королева, кажется, была искренне возмущена моим поведением. – Просто будь послушной девочкой, исполняй приказы хозяина буквально и неукоснительно, это несложно. И никакой боли не будет.
Я покраснела, Алекс побледнел, а Вельзевул Аззариэлевич просто опустил веки, спрятав от меня неожиданно полыхнувшую в чёрных глазах боль.
– Ничего такого. И уж точно ничего личного, – спокойно и рассудительно продолжила Катерина Виног. – Твоему здоровью ничто не угрожает. Мать моих будущих внуков должна быть здоровой. Нам просто был необходим маленький стимул. В конце концов, семь лет мои слова уходят в пустоту. Я даже просила тебя, Александр. И не один раз…
– И ты так не любишь слово «нет», мама.
Алекс отвернулся к стене, на которой была изображена брюнетистая парочка и произнес:
– Мне просто не верится, что все повторяется. Чуть больше года назад я сказал бабушке, что больше не хочу иметь дело с вами обеими. Но тут случилась вся эта неразбериха с твоим первым советником, Лиза в истерике, границы закрыты… Скажи, мама, в твоих словах о том, что нам пора, наконец, стать одной семьей, была хоть капля искренности?
Катерина Виног раздражённым и таким знакомым жестом убрала волосы от лица и возмущенно произнесла:
– Ты обвиняешь меня в том, что я не думаю о семье? Ты? Я семь лет прошу тебя о такой малости, не ради себя, ради нас всех, ради Лизы, о счастье которой ты так радеешь, ради будущего твоих детей, ради…
– О малости? – Алекс качнул головой. – О малости, мама?
Он обвёл рукой стены комнаты и спросил:
– Ты этого хочешь для меня?
– Они были счастливы. – Королева упрямо тряхнула головой. – Они сами этого хотели.
– Но я нет! – выкрикнул Александр и ткнул пальцем в картину, на которой его голый дедушка держал за попу его бабушку.
– Я хочу совсем другого, ты понимаешь?