Александр слушал молча, не перебивал, не задавал наводящих вопросов и, кажется, сразу даже не поверил.
– Но это же полнейшая ерунда! – вспылил, стоило пану Ясневскому замолчать. – Я бы знал, если бы Юлка могла видеть будущее.
Эту фразу произнёс не так уверенно и почему-то посмотрел на свои руки.
– Не будущее. – Ректор раздражённо дернул плечом. – Возможное будущее. Ты же читал «Временную теорию Скаля», не делай таких ошибок!
– Прости...
Александр поспешно извинился и зажал руки коленями.
– Не будущее, а возможный вариант, – повторил ректор Школы Добра. – У меня нет точного объяснения тому, почему её картинка транслировалась на моё зеркало. Думаю, это как-то связано с тем, что она была очень сильно напугана, волновалась за тебя, нуждалась в помощи. А может быть потому, что я немножко подправил защиту перед её визитом в институт...
– Так и знал, что Баньши – твоя работа!
Директор Ясневский весело улыбнулся и пожал плечами.
– Защита лишней не бывает... Но мы сейчас не об этом. Александр, прими, как факт. Огонь, вода, земля, воздух и время. Все это сплелось в её ауре причудливым узором... Стихии к ней пришли стремительно и трагично как-то, надрывно прямо. А время открылось с наложением на заклятие суккуба. Пророчицей она не будет, не пугайся. Фиолетовая нить с самого начала у неё была едва заметной. Но какие-то образы иногда прорываются.
– А почему ты решил, что опасность реальна? Сам же говоришь, что это только вариант...
Вельзевул Аззариэлевич не хотел на корню убивать надежду парня на благополучный исход. Поэтому прямо посмотрел в глаза сыну и произнёс:
– Я видел твою смерть. И не имею желания пережить это снова, – сказал, как отрезал, и руки на груди сложил, давая понять, что разговор окончен. – Переспи с этой мыслью и поймёшь, что я прав.
***
Утро было сладким, солнечным, пропитанным медленно разгорающейся страстью. Алекс целовал с какой-то мрачной решимостью и почти пугающей настойчивостью. И я бы испугалась, наверное, если бы сама не отвечала ему с той же страстью.
Не было обычных словечек, которые шептались мне на ухо вперемешку с разными захватывающими дух непристойностями. Не было невесомых поцелуев и легких касаний. И никакой длительной подготовки к одному последнему прыжку.
Мы прыгнули сразу с обрыва. Вдвоём, в едином порыве и в абсолютной тишине, которую почти не тревожил звук тяжелого мужского дыхания и мои несдержанные стоны.
Резкие движения, бирюзовый взгляд преследует меня, опаляет глубиной желания, не позволяя спрятаться за веером ресниц, и губы дрожат непроизвольно, требуя ещё и ещё.
Ну, пожалуйста!
Вцепилась пальцами в предплечья мужа, впилась просто, оставляя на коже розовые полукружья от ногтей, и изогнулась, подгоняя, требуя и подчиняясь.
Дыханье выбило из груди, словно я с разгона влетела в холодную воду, а воздух перед глазами дрогнул зыбкой по-летнему знойной рябью. И я снова потеряла себя в Алексе на какое-то время.
Это волшебство какое-то.
Нирвана.
Разморённая нега.
Тёплые ладони успокаивающе ласкают разгоряченную кожу. Сто лет бы так пролежала.
– Простишь? – неожиданно едва слышно прошептал Алекс, легко задевая дыханием раковину уха.
– За что? – лениво изогнула шею, подставляясь под череду мягких поцелуев, и наотрез отказываясь приходить в себя.
– Надо было вместе с Соньей уезжать, тогда ничего бы не было... – Его руки вдруг крепко обвили меня, стискивая в болезненных объятиях.
– Проклятье! У меня всё переворачивается внутри, когда я думаю, что сам застегнул его на тебе.
Я обернулась, чтобы заглянуть ему в глаза и задохнулась от того, сколько в них было боли и тоски. Дракон меня задери! Если бы я уже не была влюблена в него, то обязательно влюбилась сейчас.
Алекс прижался лицом к моей шее и простонал:
– Не смотри так.
– Как? Шуня, ты меня пугаешь.
Он невесело рассмеялся и перевернулся на спину, а я уютно уткнулась подбородком в его грудь и приподняла брови.