Вещь первая. Алекса почему-то отчитывал мой папа. Почему отчитывал? И откуда он здесь взялся – непонятно.
Вещь вторая. Алекс отчитывал почему-то мою маму? Это вообще ничем не замутнённый бред. Потому что маму в принципе никто никогда не отчитывал, даже папа. А уж Алекс-то... И что здесь делает мама?
Вещь третья. Неизвестный мужской голос донёсся до меня издалека и заставил удивиться:
– У меня только одно объяснение. Лёгкая простуда на фоне очень сильного физического истощения плюс – и это самое странное – отравление кровью оборотня... Решать вам. Если это оно и есть, а уверенности у нас быть не может, пока девушка сама нам это не подтвердит, то антидот поможет. Если же это нечто иное, а я даже представить себе не могу, что... То раствор убьёт её.
Вещь четвёртая. Я видела сон.
Женщина была рыжей, волосы отливали всеми оттенками красного, икрились жёлтыми всполохами и крупными волнами ложились на голые плечи. «На бледной коже, наверное, много веснушек», – подумала я, глядя на её стройное обнажённое тело. Крутые бедра, высокая грудь, талия узкая, а ноги длинные. Женщина приложила палец к губам и прошептала:
– Ш-ш-ш-ш! Спи, любопытный носик. Маленьким девочкам этого не стоит видеть.
Обидно стало из-за тона этого снисходительного и из-за того, что даже эта незнакомка маленькой дразнится. То, что во мне росту полтора метра – ещё ничего не значит. И я на самом деле – ого-го! – всех за пояс заткну. Поэтому спать я не стала, а наоборот, глаза распахнула шире, чтобы лучше видеть.
– Итак, продолжим. – Женщина шагнула в сторону и я заметила, что мы с ней не одни в комнате. На стуле сидел чудовищно изуродованный человек. Вместо лица кровавое месиво, беспалые кисти безвольно лежат на разбитых до кости коленях, окровавленные губы кривятся то ли в сумасшедшей улыбке, то ли в безумном болезненном оскале.
– Скучал без меня, милый? – Женщина наклонилась к несчастному и облизала кровоточащую щеку. Мужчина дёрнулся и заскулил.
– Ну, что же ты... – обиженным голосом произнесла рыжеволосая красавица. – Мы ещё не закончили, игра в самом разгаре... Не порти мне праздник. Так ты тогда говорил, кажется?
Она схватила мужчину за волосы и с силой дёрнула. Ещё. Ещё. Разбрасывая вокруг себя ошмётки кожи и клочки волос.
– Не. Порти. Мне. Праздник! – Одно слово, один удар по лицу. – Не. Порти. Мне. Праздник. Не. Порти...
Когда женщина зубами вцепилась в горло умирающего, я не выдержала и закричала. Нет, я завыла. Я завизжала так громко, что на секунду оглохла, а потом вдруг поняла, кто эта жестокая дама и почему я её вижу.
Я зажмурилась, я закрыла уши руками, я воззвала ко всем известным богам, чтобы они помогли мне провалиться в беспамятство и больше ничего не видеть и не слышать. Чтобы не знать. Не хочу знать.
– Ты убьёшь её! – закричал кто-то, кто был в комнате кроме нас, и женщина ответила:
– Не убью, она сильная. Выживет... Разве я многого прошу? Всего лишь немного мести... правда, милый? Немного мести и крови – вот всё, что надо последней рыжей волчице из древнего волчьего рода.
Женщина громко и страшно завыла, а вместе с ней, казалось, завыли сотни волков, взывая к луне и требуя справедливости. И даже сквозь этот вой до меня доносились чавкающие звуки ударов и стоны.
– Ма-а-ма!.. Не могу…
Кажется, я сама скулила и кого-то о чем-то просила, но вой и стоны не прекращались.
– Пожалуйста!
Всё, что угодно, только прекратите, прекратите это!
– Что, родная? Что? – распахнув глаза, я увидела Алекса, бледного, с запавшими глазами, он склонился надо мной и выглядел испуганным и несчастным.
– Я – чудовище... – поведала я и закрыла глаза, чтобы на этот раз уснуть без снов.
Не знаю, сколько я проспала. Может, час, а может, год, но просыпаться всё равно не хотелось.
– Соня. – Кто-то пощекотал пятку, и я немедленно подтянула ногу под себя. – Просыпайся. – Одеяло поползло вниз. – Сейчас доктор придёт.
– Какой доктор? – проворчала я и голову под подушку спрятала.
– Твой доктор... Юлка, ну вылезай, а?
Я решилась посмотреть на Алекса и открыла один глаз. Он был в тёмно-синем халате, из-под которого торчали чёрные пижамные штаны. Я сначала подумала о том, что этот парень, кажется, крайне сурово относится к цветовой гамме своего гардероба. И уже только потом сообразила, что ему совершенно точно не место в моей спальне и в моей кровати, на которой он так вальяжно разлёгся.