– Юлка!
– Ладно... Тебе нужна была помощь.Но почему ты просто не отправил вестника моему папе? Или ты только по правителям прошелся? Остался хоть кто-то из сильных мира сего, кто не получил от тебя весточку?.. Молчи! Я догадалась! Знаю одного, который не...
Алекс воровато отвел глаза в сторону и убитым голосом произнес:
– Если ты про ректора Ясневского, то...
– Ему-то зачем? – прошептала я.
То есть, в Школе теперь все всё знают. Представила себе все разнообразие слухов и перетолков... Сказать, что я расстроилась – ничего не сказать.
– Вряд ли Вельзевул Аззариэлевич делал официальное заявление на главной площади, – правильно оценил причину моего расстройства Алекс.
– В этом не было необходимости... Зачем, если есть Ирэна.
Воспользовавшись моей задумчивостью, коварный Виног все-таки обнял меня и проговорил, прижавшись ртом к моему уху:
– Я думал, что ты испугаешься и расстроишься из-за того, что Темная корона потребовала детального расследования исчезновения вожака Арнульва и пяти его сородичей.
Пяти?!!! Меня сейчас стошнит! Их я тоже?... Или она? Проклятье, как жить с таким грузом на совести? С трудом сохранила равнодушный вид и пробормотала:
– Почему... почему, ты думаешь, меня должно это волновать?
– Я разговаривал с одним испуганным волком перед тем, как нашел тебя у реки, – так же тихо ответил Алекс.
Я в ужасе прикрыла глаза.
– Никто не знает, – он поспешил меня успокоить. – И не узнает. Не от него.
Я испуганно охнула.
– Ты же его не...
– Нет.
Какое-то время мы просто стояли посреди спальни, обнявшись и не произнося ни слова. Алекс поглаживал меня по спине, а я.. я банально трусила.
– И что теперь делать? – наконец прошептала я несчастным голосом. – Как себя теперь вести?
– Для начала забудь обо всем. Это был дурной сон. Не смей даже думать, что это сделала ты! Слышишь меня? – пальцем поднял мою голову за подбородок, заглянул в глаза и продолжил. – Вообще запрещаю тебе об этом вспоминать. Поняла?
Киваю неуверенно. Запрещает он мне, словно это можно вот так вот взять и запретить, словно это в моих силах.
– Далее, – тут он неожиданно широко улыбнулся и заговорщицки мне подмигнул. – Согласно плану твоего папы – и ты не представляешь себе, как я его полюбил за этот план – мы ведем себя именно так, как и должны вести себя молодожены.
И немедленно из ванной раздался непонятный писк, чертыхание, звук, словно упало что-то тяжелое, звон стекла, а следом за ним:
– Я смотрю, я рассматриваю тебя,
Изучаю изгибы твоего тела.
Я смотрю, я рассматриваю тебя,
Может слишком открыто, слишком смело.
Недоверчиво посмотрела на Алекса, раздумывая над тем, о чьем эмоциональном фоне поет сейчас Звездинский. Впервые со дня своего знакомства с пельменем я почти успела подумать о нем хорошо. Почти. Потому что он, сволочь жареная, почувствовал, видимо, мою слабину и тем же голосом и в той же тональности запел второй куплет:
– Я смотрю на тебя, как никто не смотрел,
И не будет смотреть в этом правильном мире.
Я хочу как никто никогда не хотел,
Где угодно: в машине, в подъезде, в квартире.
Полыхнула мучительно от пяток до корней волос и отшатнулась от Алекса, прикрывая руками пылающие щеки, а из ванной грянул припев:
– Знаешь, так совсем нельзя,
Словно нервные особы могут даже ахнуть,
Я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя!
Хочу тебя!
А следом за припевом хохот. И Алекс жарким взглядом опалил. И нет, не побежал устраивать кровавую расправу над зарвавшимся певуном, а прижал меня к себе так, что я его почувствовала всем телом. Всего. И изогнув красиво бровь, уточнил:
– И даже еще больше.
Наклоняется к моему лицу, и в сторону кровати так ненавязчиво подталкивает, и шепчет при этом, не отрывая от меня почти черных из-за расширенных зрачков глаз:
– Безумно, до чертиков, не представляешь себе, как... Это наваждение просто какое-то...
Большим пальцем по моей нижней губе провел и я, не выдержав, выдохнула, приоткрыв рот, и подалась ему навстречу, безмолвно моля о поцелуе.