– Юлка, ты меня с ума сводишь...
«И ты меня», – не успела ответить из-за поцелуя я.
– Хочу тебя.
«И я, кажется», – снова не смогла признаться.
– Не скажешь, где пельмень? – Мой обиженный взгляд в ответ. – И чёрт с ним, пусть живёт...
С проворством опытной горничной Алекс освободил меня от дорожного платья – я даже возмутиться не успела от такого напора. И застонал громко, обнаружив под платьем один из подаренных Дунькой комплектов. А я... нет, не прикрылась смущённо руками, я испуганно ему рот рукой зажала. Это же не плот! Тут кроме нас еще матросы и капитан.
– Счастье моё, солнышко, единственная, – целуя мои пальцы шептал Алекс, а я плавилась, плавилась от его прикосновений и от его шёпота.
***
После короткого первого семейного скандала, который, фактически, не состоялся, и длительного семейного же примирения, Алекс набросил на себя халат и умчался на палубу, сообщив горячим шепотом:
– Я только на секундочку, сейчас же вернусь.
А я подумала, что надо бы смутиться, ведь все, кто его увидит, поймут, чем мы тут...
– Впрочем, они и так поймут, – проворчала я и спрятала голову под подушку.
Муж действительно вернулся через секундочку со своим чёрным дорожным баулом.
– Боюсь, из-за тебя я просто обо всём забываю, – пожаловался он, протягивая мне маленькую шкатулочку. – Надо было сделать это ещё у русалок, тогда, может, всё сложилось бы иначе.
Я открыла врученную мне коробочку, и удивленно посмотрела на Алекса.
– Но как?
Пара моих сережек, тех самых, украденных мною же при помощи волшебной шкатулки ещё на первом курсе, игриво подмигнула мне с чёрного бархатного дна.
– Увы, родная. – В сумраке каюты блеснула белая полоска зубов, и я поняла, что Алекс улыбается. – Должен признаться, что я вступил в сговор, пока искал тебя после побега из Школы.
– Сига Танаис, – догадалась я и улыбнулась грустно. Нехорошо я из Речного посёлка исчезла, не простилась ни с кем...
– Надень немедленно, – велел Алекс, и голос его утратил веселье, обретя серьезность, от которой по коже побежали неприятные мурашки. – И не снимай, пока не разрешу.
– Ладно…
Задумчиво вдела сережки в уши и неожиданно поняла, что вопрос по поводу украденных шкатулкой вещей так и остался невыясненным.
– Шунь, а почему папа разрешил мне оставить себе сережки и зеркало, не знаешь? – спросила я, когда Александр снова склонился над баулом.
– Зеркало тебе я разрешил оставить, – проворчал он, не поднимая головы, – ты его из нашей семейной сокровищницы увела.
– А?
Он прекратил перебирать свои вещи, небрежным пинком отправил свой баул в угол и упал на кровать рядом со мной.
– Юл, а у вас есть семейная сокровищница?
Я растерялась от неожиданности. Странный вопрос.
– Есть, конечно.
– И охраняет её дракон и сто ужасных заклинаний наложенных твоим щепетильным родителем?
Я рассмеялась:
– Конечно, нет! Она только называется сокровищницей, а вообще – это небольшой сундучок в папином кабинете.
– А знаешь, почему никто не грабит эти сокровищницы?
Вот как-то я никогда над этой темой не размышляла. Меня больше волновало, что скрывается под тяжёлой резной крышкой, а не то, как это таинственное что-то может быть украдено оттуда коварным злоумышленником.
– Почему?
– Защита на крови, Юлка. Кровь не обманешь. Артефактом только члены семьи могут пользоваться. Для всех других людей моё зеркальце – просто кусок стекла, покрытый амальгамой... или чем их там покрывают?
После этого мне стало всё понятно? Фигушки. Вопросов только прибавилось.
– Так ты что же, с самого начала знал, что у меня твоё зеркало?
– Именно, что моё. – Прижался ко мне и рассмеялся тихонечко. – Юлка, моя ты любимая двоечница. По артефакторике экзамен сдавала, а самое интересное проворонила.
На двоечницу не обиделась ни на секунду, околдованная «моей любимой», и только мысленно поторопила Алекса с рассказом.