Наши с ней занятия всегда проходили по одному сценарию: она доводила меня до белого каления, а потом уверяла, что всё это делается исключительно для моего блага.
Благо. Все вокруг только и говорили, что о моём благе, а никто не удосужился спросить, чего хочу я сама.
Даже Алекс.
А мне хотелось уехать отсюда, куда угодно, а лучше в школу. Хотелось не оглядываться постоянно, не взвешивать каждое слово, не бояться. Хотелось понять, что происходит и почему Алекс так категорично настаивает на том, чтобы я не обращалась ни к одной из моих стихий. Почему запретил даже вспоминать о том, что произошло в сумрачном лесу. Он ходил хмурый, целые дни проводил в библиотеке, обложившись пугающего вида фолиантами, и постоянно сообщал о новых и новых запретах:
– Не говори бабке о той своей странной слабости. И к стихиям не обращайся, даже если она будет просить.
Это неважно, что все наши занятия по определению теряли смысл без прямого влияния стихий. Важно было чётко следовать строгим инструкциям моего мужа.
– Не рассказывай никому о Страже. Забудь о Пограничье, – настаивал Алекс. – Всё очень и очень серьёзно, солнышко... Уже то, что ты его просто видела – нонсенс. Я сейчас даже не говорю о вашем разговоре и... физическом контакте.
Алекс просто чернел лицом, когда вспоминал о том, что Страж меня поцеловал. И мне казалось, что эта его реакция никак не связана с ревностью, хотя без неё здесь точно не обошлось.
Так что можно понять, почему в день слушанья дела шоны Соньи Ингеборги Унольв я тихо радовалась тому, что мои мытарства заканчиваются. Осталось только пережить день рождения свекрови – и прости-прощай, тёмный замок, здравствуй, Школа Добра.
***
Свой день рождения Катерина Виног не любила только на словах. Просто было принято грустить по тому поводу, что ещё один год промелькнул, как день, что вот так, не успеешь оглянуться – пройдёт вся жизнь, а самое главное – молодость. Календарь весьма однозначно намекал на то, что молодость уже давно осталась позади, но зеркало уверяло:
– Вранье! Вот же чёрные волосы, глаза, сияющие летним бризом, совсем юное, без сетки морщин лицо, стан тонкий и грудь... Ладно, груди нет, что уж врать!? Но ведь её и не было никогда!
Свой день рождения Катерина Виног любила, наверное, даже больше, чем это допустимо для женщины её возраста и положения, а потому и праздновала всегда широко и масштабно. С толпой гостей, фейерверками, фокусами, сюрпризами и обязательным задуванием одной свечи на именинном торте... Одной, потому что, несмотря на всю любовь к празднику, признаваться всем в том, сколько ей на самом деле стукнуло, Тёмная королева не собиралась.
В этом году торжество по поводу королевских именин должно было стать особенным. В день рождения Катерины Виног было решено снова открыть границы. Ожидался с визитом почти весь Светлый двор, и это создавало маленькую проблему, которая отказывалась входить в положение, недовольно дулась и смотрела на чвекровь, как на врага.
– Иза говорит, что твой самоконтроль по-прежнему ни к чёрту. – Королева задумчиво крутила перстень на безымянном пальце левой руки, рассматривая свою невестку. – А нам не нужны неприятности во время праздника, правда?
– Их и не будет. – Девчонка пожала плечами. – Как говорится, нету тела – нету дела.
– Если ты так в своей элегантной манере намекаешь на то, что собираешься прогулять и данное мероприятие, то говорю сразу: ничего не выйдет. – Катерина раздражённо дёрнула кольцо. – Александр придёт на мой день рождения, а ты обязана будешь его сопровождать.
– Я...
– Ты. Или ты собираешься поставить мальчика перед сложным выбором между тобой и мной?.. Не стоит так криво улыбаться, я не льщу себе. Я знаю, кого он выберет. Но это причинит ему боль, и уж это ты должна понимать и без моих подсказок.
Веснушчатый нос гордо вздёрнулся и Юлиана Волчок вдруг стала очень сильно похожа на своего отца – даже больше, чем обычно. Один в один светлый королевский маг, только в юбке и с косой. Катерина едва удержалась от того, чтобы помахать перед глазами рукой, отгоняя этот фантом, а девочка спросила:
– И что вы предлагаете? Вы же сами говорили, что я нестабильна, что меня нельзя в приличное общество пускать без поводка.