Попов умел слушать; эта черта была у него врожденным качеством. Но если прежде он не сводил с учителя глаз, время от времени вставляя вопросы, то теперь едва сдерживал нетерпение и стремился поскорее улизнуть в класс, ссылаясь на задание профессора Гурьева.
Андрею Андреевичу была неприятна мысль, что он ревнует Сашу к профессору Гурьеву Он гнал ее прочь, боролся с собой, но, раз появившись, она все глубже проникала в сознание и тревожила его.
Чувство враждебности к Семену Емельяновичу возрастало еще под влиянием мичмана Апацкого, который всячески разжигал его наговорами, сплетнями и слухами о якобы готовившемся увольнении всех без исключения старых учителей. Пришло время, когда Андрей Андреевич не мог равнодушно видеть профессора, вступал с ним постоянно в пререкания, а если при этом присутствовали ученики верхнего класса, старался больно уколоть Гурьева. Осуждающие взгляды воспитанников еще больше усиливали его душевное смятение.
Как желанный дождик в засушливую пору, были для Редкозубова воскресные визиты Попова, Осьминина и Колодкина. Но вот однажды Ваня и Яша явились к Редкозубовым одни. Андрей Андреевич и его дочь не придали этому большого значения. Но когда друзья Саши пришли без него и в другой раз и в третий, это показалось странным и серьезно обеспокоило девушку и ее отца.
Подавив в себе чувство неловкости, Наташа спросила у Вани, что произошло с Поповым, почему он не пришел вместе с ними?
— Ей-богу, мы сами ломаем над этим голову, — ответил Осьминин. — Саша отказывается идти к вам и не желает даже объяснить почему. Вы ведь, Андрей Андреич, знаете, какой он упрямый.
— Мы чуть ли не силой тянули его сюда, — добавил Яша и сразу умолк, спохватившись, что сказал слишком много.
Но было уже поздно. Андрей Андреевич побледнел, схватился рукой за горло, точно ему не хватало воздуха. Его глаза, полные тоски и упрека, блуждали. Наташа залилась румянцем и пыталась скрыть замешательство. Бросив косой взгляд на Колодкина, она произнесла с подозрительным спокойствием:
— Пожалуйста, никогда не оказывайте нам такой услуги. Мы не нуждаемся в людях, которые ходят к нам по принуждению.
У Яши и Вани появилось ощущение чего-то непоправимого. Они стояли, опустив глаза, смущенные и подавленные.
— Передайте Попову, — сказал Редкозубов, глубоко вздохнув, — что я… что я… — Внезапно он передернулся и, словно накаленный неудержимой яростью, крикнул: — К черту! Пусть никогда не показывается мне на глаза, я не хочу его видеть. И вас не хочу видеть, убирайтесь прочь отсюда!
Наташа испуганно бросилась к отцу, обняла его за плечи, стала успокаивать.
Юноши поспешили к выходу, испытывая гнетущее чувство какой-то неведомой, непонятной, но тяжелой вины. На пороге они столкнулись с мичманом Апацким.
— Ого! — воскликнул тот с коротким смешком. — Сказочные иванушки, щедро одаренные царем! А где же Попов?
Не удостоив его ответом, Колодкин и Осьминин быстро выскользнули за дверь.
Апацкий направился в комнату, служившую Редкозубовым одновременно столовой и гостиной. У окна он заметил Наташу. Она сидела, прижавшись плотно к спинке стула; глаза ее были закрыты, красные пятна, выступившие на лице, выдавали ее глубокое волнение. За неплотно прикрытой дверью слышались скрипучие, нервные шаги Андрея Андреевича.
«Гм, да! — подумал Апацкий, злорадствуя, и повел носом, будто что-то вынюхивая. — Должно быть, отец и дочь в порыве страстей прогнали молодых прохвостов. Жаль, что Попова с ними не было. Ну, мичман, соперники твои обращены в бегство, настало время действовать по задуманному плану. С отцом теперь не трудно будет сладить, а дочь сама кинется тебе на шею. Главное — терпение и осторожность».
Сладкий до одурения, приторный запах духов вывел Наташу из раздумья. Она хорошо знала, кому принадлежит этот запах, и не спешила открывать глаза. Меньше всего ей хотелось видеть сейчас Апацкого.
— О боги! — услышала она его напыщенный голос. — Какой печалью вы омрачили сие прекрасное чело?
Наташа поморщилась и со вздохом сказала:
— Перестаньте, господин Апацкий, мне не до шуток. Настроение такое, что и на белый свет глядеть не хочется.