Наташа задумалась. Вспомнилась ей ненастная октябрьская ночь, трактир на Благовещенской площади, странные, беспокойные глаза Апацкого, его отказ проводить ее. Почему он не пошел с ней тогда? Наташа напрягла память: «Ах, да! Ему нужно было идти на дежурство».
— Скажите, Саша, — спросила она. — в котором часу у вас офицеры заступают на дежурство?
Попов опешил. Вопрос показался ему совершенно неуместным, но по озабоченному лицу девушки понял, что она далека от праздного любопытства.
— Дежурная служба в училище сменяется в шесть часов вечера. Такой порядок существует давно.
— А могло случиться, что офицер задержался где-нибудь и заступил в час ночи?
— Нет. При Гурьеве таких случаев не было.
— Значит, Апацкий мне лгал, — задумчиво произнесла Наташа.
— Ну вот, слава богу, наконец-то вы усомнились в непогрешимости этого человека. Я подозреваю, что он крепко помог Андрею Андреичу снова пристраститься к водке.
Девушка вздрогнула. Предположение, высказанное Поповым, поразило ее. Многие поступки и слова Апацкого, которым она прежде не придавала значения, явились ей в новом, неприглядном свете.
— Да, — сказала она, — это возможно… И отец мог бы подтвердить ваше подозрение, но он почти совсем потерял рассудок. Идемте к нему. В бреду он часто выкликает ваше имя.
Наташа бесшумно открыла дверь в комнату больного и прошла вперед.
Попов последовал за ней. То, что он увидел, заставило его содрогнуться. На кровати, с откинутым наполовину одеялом, лежал человек, имевший отдаленное сходство с Редкозубовым. Тонкая шея его, грудь, плечи и беспокойно шевелящиеся руки были обтянуты желтой прозрачной кожей. Отечное лицо, с огромными водяными мешками под глазами, расплылось на подушке.
Саша опустился на колено у постели.
— Андрей Андреич! — с трудом вымолвил он.
Старый учитель остановил блуждающие глаза на лице Попова.
— Кто здесь? — Больной закашлялся. — Это ты, мичман? Видишь, черный торчит у меня в горле, лей на него водку, глуши его, хватай за хвост, хватай же…
— Папа, папа! Это ведь Попов, Саша Попов. Ты так хотел его видеть.
— Андрей Андреич, узнаете меня?
На лице Редкозубова мелькнуло осмысленное выражение, в тусклых глазах зажегся свет, слабая улыбка чуть тронула его синеватые губы.
— Папочка, припомни, кто был с тобой тогда, в ту первую ночь? Это очень важно.
Голова больного скользнула с подушки.
— Он… все он… мичман… — глухо прошептал Редкозубое.
Обессиленный напряжением, больной закрыл глаза. Наташа заботливо поправила подушку, одеяло и выразительно кивнула Саше, давая понять, что больного не следует тревожить.
Молодые люди вышли в гостиную.
— Да, — сказала девушка. — Вы были правы. Лейтенант действительно до омерзения гнусен. К сожалению, я поняла это слишком поздно.
— Нет, Наташа, не поздно. Какое счастье, что вы не вышли за него замуж.
— Я почти покорилась судьбе. Лишь одно чувство, которое я не могла побороть в себе, удержало меня от замужества… — И она поспешно протянула на прощанье руку.
2
Узнав от Попова печальную историю с Редкозубовыми, Семен Емельянович решил немедленно выгнать Апацкого из училища, тем более, что давно хотел от него освободиться. Но едва он заикнулся об этом директору, как тот разгневался. Профессор не стал настаивать, понимая, что повод для увольнения недостаточно веский.
Редкозубов умер. «Отмучился», — как говорили причитальщицы, налетевшие, точно воронье, в квартиру покойника. Все хлопоты о похоронах взяло на себя училище.
После смерти отца Наташа переехала в уютную комнатку на Офицерской улице. Горячее участие молодого инженера Попова скрашивало ее горе. Вскоре жизнь вошла в обычную колею. По рекомендации Гурьева Наташа взяла еще один урок, продолжая по-прежнему шитье на заказ.
Во многом отказывая себе, она сэкономила необходимую сумму и освободилась от тяготившего ее долга лейтенанту Апацкому.
Чувство ревности к Попову захлестнуло Апацкого с такой силой, что ему приходилось с трудом сдерживать себя при встречах с соперником. Мысль о дуэли лейтенант отверг, рисковать было не в его правилах. Наговоры князю не помогли. Лейтенант вспомнил о Матюхе Чулкове. Вот через кого ему надо действовать! Этот буйвол с куриными мозгами все еще сидел в его классе и был предан ему, как пес.