При Павле I Жан-Франсуа, теперь уже Иван Иванович, возвысился до вице-адмирала, а при Александре сделался полным адмиралом.
Может быть, Иван Иванович обладал недюжинным административным талантом или богатым опытом флотоводца? Отнюдь нет. Будучи командиром Черноморского флота, Траверсе не проявил ни таланта, ни опыта. Война с Турцией показала крайне неудовлетворительное состояние флота и портов. По донесению контрольной комиссии, в Херсоне корабельный лес был разбросан в беспорядке на пространстве десяти верст, погибал и портился, оставленный без присмотра. Отправленные из Севастополя на Корфу сорок тысяч пудов сухарей для эскадры Сенявина были возвращены обратно как совершенно негодные, и адмирал Сенявин вынужден был закупить сухари за границей по дорогой цене.
Все это и многое другое не помешало назначению Траверсе морским министром. Ведь он обладал качествами, которые ценились превыше всего в аристократическом мире: приятной внешностью, безукоризненным французским обращением, вкрадчивым умом и изящными манерами. Насколько Чичагов по характеру своему был способен создавать себе врагов, настолько Траверсе умел приобрести расположение нужных людей, в числе которых главное место занимал всесильный Аракчеев…
По приезде из Севастополя в столицу маркиз представился императору.
— Рад видеть тебя, Иван Иванович, опять при нашем дворе, — сказал он. — Спасибо графу Аракчееву, надоумил поставить тебя на место Чичагова. Истинно верноподданные люди нужны нам теперь, как никогда ранее. Делай все, что найдешь необходимым, а флот из мнимого состояния в подлиннее приведи.
Слова императора заставили маркиза де Траверсе призадуматься над своими первыми шагами на министерском посту, «Надо произвести эффект и поразить государя своей служебной энергией, — думал он, — найти что-то такое, что наделало бы шуму и сразу выгодно отличило меня от моего предшественника». Но что? Маркиз перебрал в уме множество способов, но ни один из них ему не нравился. И вдруг его осенила мысль: судостроение — вот на чем можно отличиться. Чичагов строил каждый новый корабль три года, а он построит его за полгода.
С директором кораблестроения Лебрюном маркиза связывала многолетняя прочная дружба. При очередной встрече с ним Траверсе откровенно высказал свои мысли.
— Мосье Лебрюн, — начал он, — я знаю, что вы не любите этой страны. Я тоже не питаю к ней большой симпатии, ненавижу ее народ и ее обычаи. Но в какой другой стране так господствует пристрастие к иностранцам, где они еще найдут такие возможности разбогатеть или сделать себе карьеру, Как в России? Пленный турчонок Кутайсов — брадобрей императора Павла — мало-помалу сделался обер-шталмейстером, графом, андреевским кавалером и одним из самых богатых людей в Европе. А моя карьера? Разве она не показательна? О, поверьте, мой друг, я сумею удержаться на министерском посту до самой своей смерти. Однако прежде всего мне надо на нем твердо укрепиться, и вы должны мне в этом помочь.
Лебрюн преданно посмотрел на соотечественника и почтительно наклонил длинную, как у лошади, голову.
— Все, что будет в моих силах, маркиз, готов сделать для вас. Ваше благополучие неотделимо от моего, мы оба это хорошо понимаем. Приказывайте!
— Не торопитесь, выслушайте суть дела. Я намерен добиться популярности на новом посту любой ценой. Я приказал не жалеть денег зодчему Андреяну Захарову на строительство адмиралтейства. Пусть его величество из окна своего кабинета во дворце видит, как оживилась работа по возведению этого великолепного здания после ухода Чичагова. Одним из первых своих приказов по министерству я ввел строевое обучение матросов. Александр, как и его братья, как отец и дед, обожает маршировку, страсть к фрунту у русских монархов в крови, она, должно быть, передается по наследству от прусских королей. Я отдал распоряжение сшить новую блестящую форму для морского гвардейского экипажа, значительно увеличил жалованье высшим морским чинам, готовлю большие парады кораблей в устье Невы и на большом кронштадтском рейде. Все это приносит, конечно, свои плоды. Но, представляете, мосье, какой был бы эффект, если бы можно было сейчас строить корабли не три — четыре года, как при Чичагове, а месяцев за пять, за шесть.
Маркиз ожидал, что скажет Лебрюн. Но корабельный мастер не торопился с ответом. Он не спеша вытащил табакерку, захватил двумя тонкими, длинными пальцами щепотку табаку и поднес ее к носу.