— Иван Яковлевич! — обрадовался Гроздов. — Каким добрым ветром тебя занесло?
— Дайте мне его расцеловать! — отстранил Гроздова Саша и бросился к другу детства. Облапив Осьминина, он тут же отступил.
— Вот дьявол, мокрый, как медуза! Хоть бы предупредил. Где это тебя так вымочило?
— Ученика тут одного вашего из канала извлек. Плохо, господа, за воспитанниками доглядываете. В наше время за нами лучше смотрели. И то сказать, Гурьева око отеческое всюду видеть поспевало.
— Так это ты его вытащил? — спросил Гроздов. — Ну, брат, спасибо. Я на этого ученика большие надежды возлагаю. Однако будет о нем. О себе рассказывай, где побывал да как жил? Шесть лет не виделись.
— Никита Сергеич, дайте ему что-либо сухое надеть, хоть халат больничный, что ли. И дядьку кликните, пусть мундир просушит, — попросил Попов.
Переодевшись, Осьминин рассказал друзьям о своих странствиях. Плавал он на русских и английских кораблях, изучал особенности корпуса, вооружения и парусов в различных обстоятельствах, делал заметки, наблюдая ходкость, остойчивость и поворотливость корабля на океанской волне.
Нагляделся Осьминин и на жестокие порядки в английском флоте, побывал в Америке, видел, как мучают негров и истребляют несчастных индейцев.
— Что же ты теперь думаешь делать? — спросил Разумов, когда Осьминин закончил рассказ.
— Пока не знаю. Одно мне, братцы, ясно: надобно приниматься за постройку пароходов Предвижу я за ними большое будущее. Не капризный ветер, а пар по воле человека должен двигать корабль Видел я пароходы Фультона в Америке; ходят они по Гудзонову заливу со скоростью пять верст в час. А можно такой корабль построить, чтобы и двигался быстрее и груз тяжелее на себе нес.
— Слышал я, — перебил его Разумов, — что Фультон предложил нашему министерству купить у него два парохода для рейсов между Петербургом и Кронштадтом, но маркиз Траверсе от покупки отказался, будто из экономии.
— Зря отказался, — заметил Осьминин. — На такое дело денег жалеть не след. Глядишь, и наши русские заводчики скорее к строительству паровых судов приступили бы.
— Кабы паровой машине Ивана Ползунова полвека тому назад ход был дан, ныне все русские корабли без парусов ходили бы. Да и сама страна бы преобразилась, — мечтательно произнес Гроздов.
— А все потому, что у нас на прихвостней иностранных, точно на иконы, молятся. Об этом нам Семен Емельянович не раз твердил, — сказал Попов.
— Ну, а как Семен Емельянович? — поинтересовался Осьминин.
Гроздов рассказал, что у Гурьева постоянно кто-нибудь из них бывает, что старый профессор совсем расхворался и более года не протянет. Минуты три все молчали, вспоминая светлые дни учебы у любимого профессора.
— Что же вы о себе, об училище ничего не рассказываете? Директором все еще этот неуч сиятельный, князь Гагарин?
— Не угадал. Французы его давно спихнули. Директором и инспектором классов ныне числится Лебрюн. Однако он только жалованье за обоих получает, а училищем по-прежнему руководит Иван Петрович. Вот он, наш директор, — глядя на Гроздова, ответил Разумов.
— А Михайло Аксенов где? — продолжал интересоваться Осьминин.
— Дай время, все узнаешь, — уклонился от ответа Гроздов. — Ты лучше скажи, — дорого ли тебе училище?
— Еще бы. Я счастлив стены его видеть! Я даже на Охте не был, к вам спешил.
— Охта мало изменилась. Зато сестренок своих не узнаешь, — невестами стали. А батя твой, Яков Васильевич, сильно сдал, да и мать изрядно постарела…
— Погоди, Саша, — прервал Попова Гроздов, — надо о деле потолковать. Не хочешь ли, Иван Яковлевич, у нас остаться? Будешь вместе с Разумовым кораблестроение преподавать.
— И то правда, — поддержал Гроздова Разумов. — Подумай, Ваня, как ладно будет вместе ребят учить.
— Я его никуда не отпущу, — заявил Попов, обнимая друга.
— Что ж, я не против, только оставит ли меня в училище департамент? Слух ходит, что нынешний министр знающих людей подальше норовит отсылать.
— Об этом, Ваня, не беспокойся. Сие моя забота. Завтра я буду просить о тебе самого императора.
2
Саша подходил к Зимнему дворцу. Адмиралтейские куранты отбили без четверти два. У Салтыковского подъезда, неподвижные, как изваяния, стояли рослые гвардейцы в высоких киверах. Дежурный офицер был предупрежден об аудиенции Попова и предложил инженеру следовать за собой. Они поднялись по широкой лестнице, прошли ряд солнечных зал и остановились в небольшой уютной приемной. Заставленная цветами дверь вела во внутренние покои государя. Ее охранял наряженный в расшитую золотом куртку и в тюрбан дежурный араб. На диване дремал толстый немец, камер-лакей.