«Узнав о тайне Энгерсгема, император потребует решительных действий, — рассуждал Траверсе, — а я даже не представляю себе, с чего начинать. Ливенгиельм предлагает немедленно направить корабли к устью канала из Риги и Либавы. Сколько же их там?»
Министр подошел к карте, висевшей на стене. У кружочка, обозначавшего Рижский порт, торчали на булавках крохотные фигурки канонерских лодок. Их было всего шесть, а в Либаве ни одного военного корабля, если не считать одинокого транспорта.
«Проклятье! Провал неизбежен; лучше мне заранее подать в отставку!» — было первой мыслью министра после размышлений у карты. Но тут же отставка показалась до того неразумной, что он злобно расхохотался. «Двадцать лет искусно лепить карьеру, взобраться на ее вершину и добровольно сползти вниз?» Нет, этого он не сделает. «Но ведь ты ничего не понимаешь в морских баталиях, — шептал ему другой голос, — от моря тебя тошнит, а при пушечном выстреле ты даже на параде жмуришь глаза. Предстоит борьба с самим Наполеоном; откажись от нее, отступи в тень, передай вожжи в твердые руки адмиралов Ушакова и Сенявина, а когда все закончится, ты опять вернешься на свой высокий пост».
«Чепуха, — возразил сам себе Траверсе, — в конце концов, какое мне дело, кто победит в этой войне? Надо взять себя в руки, не показывать своей слабости и, главное, всеми силами препятствовать назначению Ушакова и Сенявина в действующий флот. Его величеству это будет приятно. А ответственность за подготовку кампании можно переложить на кого-нибудь из русских адмиралов, хотя бы на Мордвинова».
Утвердившись в этом решении, министр поехал на Каменноостровский проспект к Мордвинову, взбудоражил его необыкновенной новостью и вместе с ним отправился во дворец.
3
Весть о замыслах Наполеона потрясла Александра. Министр передал ему разговор с послом и подал мысль о немедленном созыве совещания.
— Не соблаговолите ли, ваше величество, пригласить военного министра генерала Барклая, генерала Фуля и адмирала Мордвинова. Граф Мордвинов находится уже во дворце, а за остальными я послал гонцов; они должны прибыть с минуты на минуту.
— Хорошо, ступай; оставь меня одного, мне надо подумать. — Александр отсутствующим взглядом посмотрел на маркиза. — Пришли мне сюда Мордвинова.
Мордвинов торопливо вошел в кабинет. Александр сидел за рабочим столом, опустив на грудь голову в тяжелом раздумье. Встревоженное лицо его было покрыто багровыми пятнами.
— Бог мой, какое открытие! На флот у меня надежды нет!
— Ваше величество, мне больно слышать такое мнение о флоте, — запротестовал Мордвинов.
— Нет, Николай Семенович, не успокаивай меня. Судить о нем не берусь, ибо разбираюсь в нем, как слепой в красках, но доподлинно знаю, что он слаб и против французского не устоит.
— Как можно, ваше величество! У французов еще свежа память о славных победах над ними Ушакова и Сенявина. Бонапарт пуще огня боится этих талантливых адмиралов. Призовите Федора Федоровича, поставьте его во главе флота, дайте эскадру Сенявину — и успех будет обеспечен. Подумайте, ваше величество, как высоко подымется дух у матросов и офицеров от сознания, что Ушаков и Сенявин с ними!
Александр надменно надулся.
— Дух в матросах надобно государевым именем поднимать, а не именем его слуг, как бы почетны они ни были. Ушаков стар, пользы от него ждать нельзя, а Сенявин пусть в Ревеле сидит, ему и там дела хватит.
— Есть ли резон, ваше величество, держать прославленного в морских баталиях адмирала на береговой службе? — настойчиво продолжал убеждать Мордвинов, хотя видел, что государь недоволен.
— Оставим разговор об адмиралах, Николай Семенович… Ты мне вот что скажи: ты-то веришь, что флот способен к отпору врагу?
Император пытливо посмотрел в глаза Мордвинову, словно хотел почерпнуть в них частицу спокойной и твердой уверенности и для себя.
— Прежде всего, ваше величество, я верю в героизм русских людей, — просто сказал Мордвинов. — А что касается флота, за него лучше всяких слов говорят победы у Гангута и Гренгама, у Чесмы и Корфу.
В кабинет бесшумно вошел камер-лакей.
— По вызову вашего величества генералы Фуль и Барклай де Голли, а адмирал Траверсе давно дожидается в приемной.
— Пусть войдут!
Генералы в парадных мундирах, с потными от волнения лицами, вытянулись перед Александром. Он обвел их потухшим, тоскливым взглядом.