— Когда? — спросил я.
— Во вторник, — ответил Мишка. — Майка вчера напела. Ты ж в курсе, что у неё мать в ЖЭКе работает.
— Понятно, — кивнул я.
По пути мы «подобрали» Андрэ.
— Ты как?
— Нормально! — ответил я и, предупреждая возможный вопрос насчет вчерашнего отсутствия в школе сообщил. — Вчера в прокуратуру на допрос вызывали. Как свидетеля. Кстати, соседку мою тётю Машу освободили.
— Вот как? — Мишка встал, посмотрел на меня, и спросил, намекая. — Ты про неё?
— Ну, да. Соседка, которая цыгана подстрелила. Только это, Миш, вечерком я к тебе сегодня заскочу, мы с тобой кое-что возьмем, отдадим. Кое-что оставим. Вдруг там что. Ладно?
Со стороны мои «кое-что» и «там что» прозвучали весьма двусмысленно и непонятно. Мишка понял, кивнул. Андрэ нахмурился, понимая, что мы от него что-то скрываем, но допытываться не стал.
Первым уроком был русский язык. Нина Терентьевна зашла в класс, поздоровалась, усадила нас и, остановив свой взгляд на мне, поинтересовалась:
— У нас опять перестановки?
Я демонстративно вздохнул, развел руками и произнес:
— Старик Шекспир был прав, Нина Терентьевна, прав на все сто! О, женщины, непостоянство имя вам!
— В некоторых переводах звучит по-другому, — заметила Лавруха. — Отродье сатаны и крокодилов.
На моем месте рядом со Светкой сидел Олежка Тараскин. Обнаружив это, я не стал ругаться и, уж тем более, выяснять отношения, а просто пересел на пустую заднюю парту, где никто никогда не садился.
— Тараскин! — скомандовала Лавруха. — Пересядь на своё место. Мне здесь удобнее видеть Ковалёва.
Олег со вздохом встал, собрал учебник, тетрадь, дневник и побрел за парту к Никитину Юрке, с которым он сидел раньше.
— А ты, Быкова, — продолжила Нина Терентьевна, — можешь пересесть к нему, если уговоришь Никитина уступить себе место.
Светка вспыхнула, вскочила, смахнула свои вещи в сумку и направилась к Никитину. Шатен, вечно спокойный как удав, Никитин Юрий, невысокий крепыш, спортсмен-бадминтонист, по прозвищу Никитос, невозмутимо собрал вещи и пересел на её место.
— Ковалев! — продолжала Нина Терентьевна. — Марш на своё место!
— Есть!
Конечно, я пересел на свое прежнее место рядом с Никитиным.
Перестановки, устроенные Лаврухой, дали тему для очередных пересудов и сплетней в классе. В основном, конечно, девчонки поглядывали на Светку, Олежку, меня. Светка, когда ловила любопытные взгляды, краснела. Я девчонкам подмигивал, ребятам многозначительно кивал, вгоняя и тех, и других в недоумение. Даже невозмутимый Никитос, и тот не выдержал, спросил:
— Слушай, что случилось-то?
— Любит она его, — ответил я, демонстративно вздохнув. — И всегда любила. Только скрывала.
Никитос помолчал, переваривая услышанное, потом сдавленно то ли хихикнул, то ли хрюкнул. Помолчал, едва сдерживая смех, а потом, уже успокоившись, заметил:
— Любила… Я вас умоляю, сударь!
Ну, вообще-то да… Олежка Тараскин, в принципе, неплохой парень, но внешне… Вы видели на картинке неандертальца? Вот добавьте туда еще передние железные зубы да вечно немытые сальные жиденькие черные волосы…
Вторым уроком была литература, здесь же, у Лаврухи. На перемене ко мне подошла Ленка-Жазиль и, жеманно улыбаясь, сказала:
— Антош, я уборку в квартире делала перед переездом. Мы ж теперь в городе живём. И вот нашла. Это же твои?
Она протянула мне коробку духов «Шанель № 5». Очевидно, с учетом разрыва отношений со Светкой и с намеком, мол, могу их теперь себе оставить?
Я отрицательно покачал головой:
— Не, Ленчик, не мои. Это, — я показал кивком в сторону Светланы, — ихние! А что, хочешь такие же?
Тут смутилась даже Ленка.
— Хорошо, подумаем, — улыбнулся я. — Решим. Обязательно.
С треском отлетел в сторону стул. Светка вскочила и выбежала из класса.
— Отдай ей, — вполголоса сказал я. — Я тебе подарю такие же.
И тут же поймал злобный взгляд Зеленчука. Жазиль отошла, повернулась ко мне спиной и нагнулась, чтобы положить коробочку Светке на стол, то ли случайно, то ли умышленно оттопыривая свою попку, туго обтянутую платьем прямо мне на обозрение. Я мысленно вздохнул. У Светки, что ни говори, филейная часть тела не в пример была соблазнительней — небольшая, но круглая, упругая. У Жазиль она была побольше, но слишком уж плоская. Не дружила Ленка со спортом, совсем не дружила.
Опять поймав Димкин взгляд, я ему озорно подмигнул. В ответ он растерянно показал мне кулак.
На следующих уроках мы остались сидеть так же — я с Никитосом, Светка с Тараскиным. Кстати, духи она убрала в сумку, выкидывать не стала.
После уроков меня ждала секция. Я не стал дожидаться друзей, только пообещал на бегу Мишке зайти вечером и рванул домой — переодеваться.