Я приготовился будить пациента, когда обнаружил, что Альбина всё-таки не оставила нас в покое и подсматривает в приоткрытую дверь. Я укоризненно цыкнул языком и покачал головой:
— Алька! Ну, так нельзя же в конце концов! Ладно, заходи!
Я приглашающе махнул ей рукой. Она подошла ко мне и вдруг бросилась на меня, обхватив шею руками, а талию ногами. Повисла на мне. Я ошеломленно замер, не зная, что делать. Руки автоматически подхватили её за упругую попку, чтоб девушка не упала. Кажется, я покраснел.
— Антошка! Миленький! — запричитала она. — Научи меня так! Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Что хочешь, для тебя сделаю! Ну…
Я осторожно снял её с себя.
— Потом обсудим, — по-другому я сказать сейчас не мог.
— Ура! — она захлопала в ладоши и чмокнула меня прямо в губы. Я опять замер.
— Ты это… — я вдохнул-выдохнул, успокаиваясь. — Стой смирно. Давай доделаем начатое…
Я указал на директора рукой. Она кивнула. Я сконструировал и кинул в Николая Васильевича «отмену сна» или «будилку» — заклинание, отменяющее конструкты «паралич», «сон», «подчинение».
Конструкт был из категории Магии Разума, поэтому на другие заклинания — Жизни или Смерти не действовал. Например, ту же «сетку» с ведьмы мне пришлось снимать, разрушая структуру наложенного конструкта.
Мужик открыл глаза, сел, взглянул на меня, потом на Альбину. Ехидно улыбнулся и поинтересовался:
— Что, можно уже бежать квартиру подписывать?
Я тоже в ответ осклабился и сказал, называя его на «ты»:
— Не веришь, сходи тогда к врачам. Потом решишь. Только это…
— Что? — спросил он, перебивая меня.
— Если кому-нибудь расскажешь про меня, про лечение моё, твои болячки вернутся к тебе мгновенно. И никто тебе не поможет, включая меня. Называется обратка. Понял?
В момент этой фразы я наложил на него конструкт подчинения. Закончив фразу, снял.
— Я проверю, — хмуро повторил директор.
— Проверь, проверь, — я пошел на кухню и уже оттуда крикнул. — Где мой чай?
Альбина ойкнула и прибежала ко мне, зажгла газ и поставила чайник на конфорку.
— Прости, совсем забыла.
Она быстро помыла заварной чайник, не дожидаясь закипания, насыпала туда от души заварки (индийский черный крупнолистовой, как я люблю), встала рядом. В дверях кухни показался директор.
— Иди в комнату! — приказал он. Именно приказал да еще таким тоном, что Альбина только кивнула и мгновенно исчезла. Директор прикрыл дверь, сел напротив меня.
— На меня чая хватит?
— Хватит, — кивнул я. — Давай тогда еще бокал. Для себя.
Директор встал, снял с полки бокал, поставил на стол. Чайник закипел. Я заварил чай. Выждал несколько минут, потом разлил по бокалам. Себе одной заварки. Ему пятьдесят на пятьдесят.
— Любишь крепкий? — поинтересовался директор.
— И сладкий, — ответил я, насыпая в бокал три ложки сахарного песка. — После этой процедуры организму нужно немного оклематься, восстановить силы.
Директор помолчал, размешивая сахар — одну ложку. Видимо, не любил сладкий.
— И что, я теперь здоров? — снова спросил он, не поднимая на меня глаз.
— Ну, сходи к врачам в понедельник, убедись!
— У меня ничего не болит, — продолжал он. — Вообще.
Честно говоря, мне он стал уже надоедать. О чём я ему тут же сообщил:
— Знаешь, твой скептицизм уже надоедает. Не веришь, повторяю, послезавтра сходи к врачам.
Он сделал один глоток, другой. Я ждал. Чай был горячим. Не люблю такой пить. Всё время обжигаюсь. Горячую пищу, тот же борщ, ем нормально. А вот чай не могу. Директор пил горячий чай спокойно.
Он поставил бокал и уставился мне в глаза:
— А ты ведь ей не брат.
— Не брат, — спокойно подтвердил я.
— Любовник?
— Николай Васильевич! — повысил голос я. — Тебя это задевает или беспокоит? Нет, не любовник!
— А кто? — продолжал допытываться он.
В ответ я пожал плечами:
— Пока не знаю. Возможно, буду наставником.
— Кем? — удивленно переспросил Николай Васильевич.
— Какая тебе разница? — вспылил я. — Тебе жизнь спасли. Лет двадцать здоровой нормальной жизни подарили. А ты фигней продолжаешь страдать!
Он вскочил. Я приготовился ему врезать. Ну, что поделаешь? Бестолковый пациент нынче пошел!
Тут зазвенел дверной звонок, а потом в дверь задолбили, да такое ощущение, что не кулаком, а ногой.