Михаил имел ввиду мои способности.
— Ты завтра придешь за меня поболеть?
— Не, — нахмурился Мишка. — Лавруха запретила уходить с уроков. Хотя можно и попробовать слинять.
Он развел руками.
— Я поболею, — заявила maman. — Обязательно!
— Почему ты такой бука? — Алина взяла меня под руку, прижалась ко мне боком.
Я вышел проводить гостей, а заодно и самому прогуляться. Maman выставила меня, чтобы я лучше погулял с друзьями, а не убирал со стола и не мыл посуду в день рождения.
— Да ничего я не бука, — почему-то смутился я. — Просто как-то неудобно…
— Лин! — позвала её Лариска. — Успокойся. Я тебе потом объясню. Она подмигнула ей, затем мне.
Сначала мы пошли провожать девчонок. Посадили Алёнку на последний рейсовый автобус в военный городок, потом Ларису, Алину. Потом довели до дома Андрюху.
— Ты коньяк заныкал? — спросил Мишка.
— Не-а.
— Блин! Он ведь там и остался, за занавеской на окне. И рюмки там же.
— Ну и что?
— Мать не будет ругаться?
— Не должна!
Потом пошли до Мишкиного дома.
— Что с Алиной-то терялся? — усмехнулся Мишка. — Девочка на тебя давно запала. Ей Алёнка только намекнула про твою днюху, она уже рысью к тебе рванула!
— Да не нравится она мне, — вздохнул я.
— Всё по Светке сохнешь? Зря. Алинка не хуже. И тоже гимнастикой занимается. Правда, какой-то своей, корейской. Говорила, что отец её учит.
— Не знаю, не лежит у меня к ней душа! — я развел руками. — Вот к Светке лежала. К Альбине лежит. А к этой «корейке» — ни капельки.
У подъезда Мишка достал сигареты, по привычке сначала протянул пачку мне. Я опять отказался.
— Всё не могу привыкнуть, что ты не куришь, — пояснил Мишка. — До аварии-то вроде курил.
Он ловко выбил сигарету одним щелчком, чиркнул спичкой, затянулся.
— Не помню, — буркнул я. Конечно, всё я помнил. Только после аварии Герис мне психику настроил так, что я не только бросил курить, но и первое время табачный дым на дух не переносил. Сейчас-то попривык уже.
— Родик Светку шантажировал, — зачем-то сказал я Мишке. — Не Хляпик. Родик у него фотки нашел и, в общем… Правда, Хляпика заставил её к себе привести.
— Во как! — Мишка аж присвистнул. — А кто им люлей навешал, не знаешь?
Я покачал головой. И про посылку я говорить не стал.
Глава 38
За честь «Динамо»
У проходной ЦСК меня ждал сам Смирнов. Поздоровался со мной за руку, что на моей памяти было впервые. Кивнул maman, которая приехала вместе со мной, внимательно окинул её взглядом с ног до головы, будто определял профпригодность к спорту.
— Пошли!
— А Алика ждать не будем?
— У него другой тренер, — ответил он. — Они уже там. А вам туда!
Он показал рукой maman на лестницу:
— Там трибуны для болельщиков. Оттуда всё прекрасно видно.
Потом повел меня в раздевалку, у свободного шкафчика сунул в руки пакет:
— Переодевайся! Да шевелись, пока к врачам почти никого нет!
В сумке оказалась настоящая динамовская синяя самбистская куртка, такие же шорты.
— Если выиграешь, оставишь себе! — буркнул тренер, пряча улыбку.
— Придется выигрывать, — вздохнул я. — Уж очень труселя красивые!
— Теперь на комиссию. И шкаф закрой, ключ мне!
Четыре врачи занимали один большой кабинет: хирург, терапевт, невропатолог и председатель комиссии. Меня осмотрели, взвесили, измерили рост, потребовали паспорт. Я предъявил комсомольский билет и свидетельство о рождении. Вся процедура заняла минут десять. В очереди зато на эту комиссию мы простояли с час, не меньше.
Потом направились на жеребьевку, в которой я участия не принимал. Всем занимался Геннадий Николаевич.
— Жди здесь! — он посадил меня на скамейку и ушел. Я огляделся. Обычный спортзал с трибунами наверху застелили борцовскими матами. Видимо, здесь мне и предстоит отстаивать честь общества «Динамо». А между тем народу-то хватало. На лавочках сидели человек семьдесят точно. Причем возрастной ценз был от пацанят годочков 8-и до здоровых лбов под 20 лет, не моложе. По залу шарахались фотографы, периодически приставая то к спортсменам, то к их тренерам.
Зрителей вверху на трибунах тоже было немало. Я так понял, в основном, родители «мелкоты». Кстати, наверху где-то там должны сидеть и maman, и Альбина. А может, и еще кто-нибудь пришел из одноклассников, хоть Лавруха и запретила.
Вернулся тренер, сел рядом.
— Ты второй по очереди. Начнут через полчаса. Там, — он указал на другую половину спортзала, — малыши-кибальчиши бороться будут. Юноши и юниоры в группах 16—18 и 18—20 лет здесь. Сегодня у тебя две схватки.