– А он откуда?
– Из книги какой-то. У нас дома полно книг. Даже Шекспир есть в старинном издании с картинками и золотыми страницами.
– Вот это да! Так, наверное, Шекспир это и написал про свободу.
– Ну да, он! Как же я сразу не догадалась! В «Ромео и Джульетте» это было, точно! Ромео, когда к балкону подходит и Джульетта ему про своих предков говорит, что они, мол, с его предками враждуют, он и выдаёт ей, что свобода – это осознанная необходимость.
– А при чём тут это?
– А при том, что они потом взяли и без спросу поженились.
– Ну и ничего хорошего из этого не вышло. Видишь, чем всё закончилось.
Феля задумалась.
– Нет, наверное, я ошиблась. Это в «Гамлете» было. Он там спрашивает: быть или не быть? И вырывается на свободу.
– Так ведь и в «Гамлете» ничем хорошим не кончилось.
Мы взглянули на наши пустые пиалы.
– Ладно, встаём! – скомандовала Феля.
На улице было хорошо, солнечно, куда светлее, чем в нашем углу в кафе. Феля взглянула на часы, прищурив свои морские глаза.
– Куда теперь? – спросила я, понимая, что она подготовилась к казёнке основательно.
– В парк. Там сейчас красота, листопад.
Насчёт красоты Феля оказалась права. Парк Шевченко осенью – это что-то из Пушкина. Тихо, небо синющее, листья с позолотой мягко раскачиваются в воздухе, птицы в траве крошки выискивают. И столько всяких тропинок между кустами и деревьями, что, кажется, любая приведёт в волшебный лес.
– Слушай, а давай будем голубей гонять, – предложила Феля ни с того ни с сего.
– Это как?
– А вот так!
Она бросилась к стайке голубей, и они с шумом поднялись в воздух.
– С чего это ты голубей вдруг решила гонять? – спросила я, наблюдая, как они постепенно приземляются поодаль.
– Потому что это весело и свободу ещё лучше ощущаешь! – Она снова разбежалась и врезалась в гущу голубей. – Кшш!
Свободы в парке было действительно хоть отбавляй, куда больше, чем в городе, и возможности её испытать не шли с городскими ни в какое сравнение.
– Слушай, у меня в портфеле бутерброд лежит, – сказала Феля. – Давай будем голубей кормить!
– А гонять когда?
– А мы сначала будем кормить, а когда они вокруг нас соберутся, мы начнём их гонять. – Она открыла портфель, достала бутерброд и разломила на две части. – Хватай, это тебе.
Мы стали крошить хлеб, и через несколько секунд голуби окружили нас плотным кольцом, норовя выхватить хлеб из рук. Феля усмехнулась.
– Ну, теперь держись, – пробормотала она, бросая им последний кусочек.
Голуби, ничего не подозревая, ещё плотнее подступили к ней. И тут Феля издала какой-то гортанный звук типа индейцев из немецких фильмов и с хохотом ринулась на растерявшихся от неожиданности голубей. Они бросились в разные стороны, а Феля преследовала их и, как только они приземлялись, вновь норовила врезаться в их группки.
Как долго мы гоняли по парку – Феля за голубями, а я за Фелей, – сказать было трудно. О времени мы начисто забыли. Осталось только пространство и мы. Наверное, настоящая свобода и есть без примеси времени.
За беготнёй нам грозило прозевать всё на свете и получить за это дома хорошенькую взбучку, но тут в нескольких шагах от нас зашевелился куст, и из него выскочил мужик в чёрном плаще, с густо лоснящимися наподобие грачиных перьев волосами. Его непроглядные, как ночь, глаза впились в нас, и он быстро-быстро задвигал фалдами плаща, словно тоже хотел взлететь.
– Помчали, – шепотом, будто мы находились в переполненном кинозале, скомандовала Феля.
Мы синхронно повернули на сто восемьдесят градусов и рванули к выходу. За нами послышались развевающиеся фалды плаща.
– Не оглядывайся! – выдохнула Феля. – Добежим до главной дорожки, там люди.
Через минуту мы уже вылетели из зарослей на главную дорожку. Там действительно были люди.
– Ну всё, отстал! – сказала Феля, переводя дыхание.
У меня дрожали руки и ноги.
– Да ты не боись, – попыталась успокоить меня Феля. – Эти дегенераты обычно никого никогда не преследуют. Прячутся по кустам, а если на них прикрикнуть, то убегают, чтобы их не видели.
– А ты откуда знаешь?
– Я слышала, как папе один психолог рассказывал, когда пришёл к нам в гости.
– Тоже ещё нашёл о чём в гостях рассказывать, – фыркнула я.
Вдруг Феля изменилась в лице. Глаза у неё выкатились, и она заорала на всю улицу:
– Полундра!
Краем глаза я заметила чёрные фалды, вынырнувшие из переулка. Мы припустили что есть мочи.