Эльмирка застенчиво обратилась к широкоплечему парню, загораживавшему от нее окошко к водителю.
— Молодой человек, передайте, пожалуйста, за проезд?
Парень, не оглянувшись, выполнил ее просьбу и продолжил болтать со знакомым водителем. Эльмирка с билетами в руках опустилась на сиденье рядом с Лемешевой.
— Странно, обычно в этот автобус не втиснуться, а по утрам почему-то пустой.
Ленка кивнула и ответила.
— Так он же едет на конечную, в спальный район. Вон встречный, забит под завязку, как обычно.
— Не поняла…
— Просто по утрам все едут на работу, а вечером домой, а мы как раз…- принялась было объяснять Ленка, но ее объяснение было прервано неожиданной реакцией широкоплечего парня, отвлекающего водителя во время езды.
Парень вздрогнул, оглянулся на девчонок, всмотрелся в Ленкино личико и принялся хохотать как ненормальный.
Немногочисленные пассажиры, в основном рабочие с ночных смен, очнулись от своей дремы и уставились на него. Ленка подобралась и, на всякий случай, выставила вперед как щит свою сумку с учебниками. Эльмира просто удивленно завертела головой в поисках причины смеха незнакомца. Пассажир с газетой у них за спиной, увлекся чтением и из-за своей ширмы не показывался, остальные молча и вопрошающе смотрели на весельчака.
Парень понял, что выглядит в их глазах глуповато, попытался было справиться с собой… Не преуспел и, фыркая, еле выговорил.
— Останови, Вазген, я парком лучше пройду…
Водитель, знакомый весельчака, пожал плечами, притормозил у светофора и нажал кнопку автоматического управления дверьми.
— После расскажу, пока! — попрощался с водителем веселый пассажир и выпрыгнул из автобуса, демонстрируя великолепную спортивную форму. На беду он оглянулся и встретился взглядом с изумленной его поведением Ленкой. Это его едва не доконало. Новый приступ хохота согнул парня пополам, но в это время светофор отмаячил зеленым и автобус, автоматически затворяя двери на ходу, поехал дальше.
— Интересно, что такого этот девона* (1) собирается шоферу рассказать после? — спросил у недоумевающей публики дед в расшитой искусными золотошвейками синей тюбетейке и в черном костюме.
— Даже не представляю, — вежливо отозвалась Ленка и машинально отметила, что газета у нее за спиной интенсивно зашелестела.
Они проехали, все так же пребывая в своем недоумении, пять или шесть пустых остановок… Никто из пассажиров не вышел, все ехали до конечной. И вдруг Ленку осенило.
— А! Так это же тот прыгун из бассейна! — радостно сообщила она подруге, а заодно и всем присутствующим, и тоже звонко расхохоталась на весь салон.— Я его в «штатском» и не узнала сразу…
— В штатском? — переспросила Элька, — Он что, в мундире гребет? Тогда почему он до сих пор на воле?
Остальных пассажиров, кроме загадочной личности, читающей «Труд», этот вопрос тоже явно заинтересовал.
— Да нет, же, — досадливо пояснила Ленка, — Ну, как бы в мундире. Ходит весь из себя такой стройный, надутый, накачанный. В олимпийскую сборную включили… А здесь, человек, как человек… Круглолицый, веселый, с ямочками на щеках…
— Все равно не понимаю, с чего он так хохотал?
— А это… Ну… меня наверное, узнал, — неохотно призналась Ленка, — Сначала по голосу, а потом оглянулся…
— Тебя… узнал? — удивилась Эльмирка.
— Ну, это я тебе тоже потом лучше расскажу, — сказала Ленка.
— Ну, нет уж! — нарочито строго приказал дед в тюбетейке, — Лучше расскажи здесь и сейчас!
И вдруг, неожиданно для всех, звонко свистнул, привлекая внимание водителя.
— Слышь, шеф, не выпускай ее, пока не расскажет!
Водителю тоже, как видно, было интересно, и поэтому он согласно кивнул. Ленке в зеркало над ним это было отчетливо явлено. Она, гордо выпрямившись, встала, повернулась лицом к публике, которую до этого заслоняла газета «Труд» в руках самого нелюбопытного из пассажиров. Оглядев салон, Ленка пришла к неутешительному выводу, что причина внезапного приступа неудержимого хохота у адекватного на вид парня, интересовала всех.
— Ну, не знаю, не знаю… — сама себе сказала Ленка и, прибавив звука, обратилась к остальным, — Просто неразрешимый казус. Ничем не могу помочь, у нас контрольная по географии. Орско-Халиловский комбинат и его окрестности ждут нас не дождутся. А это вам не халам-балам, а совсем наоборот целыйбалам-халам!
Пассажиры заулыбались. И тут еще один дед с задней площадки, правда, не в тюбетейке, а в какой-то панамке в горошек и в очках с бифокальными линзами выкрикнул.
— А! Я понял! Это же и есть та самая американка из Дворца водного спорта, вместо которой поплавок училку топил! Обознался! Мне внук рассказывал! Там тогда все, кто был в воде, огурца хватили!
— А вот и не все! — возразила Ленка, — Я и не думала!
По скромному салону рядового маршрутного автобуса пронесся шквал. Публика, неведомо для Ленки кем и когда извещенная о финале ее с Цветаевым американки, хохотала в покат, кроме читателя газеты. Водитель высшей категории Вазген Мкртычевич Амбарцумян, что явствовало из таблички над окошком в пассажирский салон, плавно вырулил в удачно подвернувшийся по дороге парковочный карман, остановил транспортное средство и рухнул на баранку.
Эльмира недоуменно оглядела пассажиров, потом повернулась к Ленке, повертела пальцем у виска и спросила.
— Это что бациллами разносится? А мы с тобой не заразимся?
— Давай-ка двинем отсюда поскорее, — театральным шепотом ответила Ленка, — Перебежим через квартал наискосок, срежем путь…
— А если опоздаем?
— Нет, точно успеем, Ираида сама сегодня припозднится — тополя цветут! — крикнула Ленка, чтобы перекрыть хохот в салоне, и добавила для водителя писклявым голосочком ябеды-отличницы, — Дяденька! Откройте двери, пожалуйста! Нам в дурдом пока рано, сначала надо годовую контрольную написать. Потом мы там и без вашей помощи, сами окажемся!
— Не выпускай ее, шеф, — снова пошел в атаку азартный дед в синей тюбетейке, — Не выпускай, пока не скажет, причем тут тополя!
Водитель многозначительно кивнул Лемешевой в зеркало и убрал руку от клавиши, отпирающую заветную дверь. Ленка расправила плечики, и, жестикулируя с максимально возможной грацией и изяществом, принялась объяснять.
— У нашей учительницы географии аллергия на тополиный пух! И пока наша дорогая Иродиада от конечной остановки до школы себе дорожку прочихает…
— Лемешева! — рявкнул математик и безжалостно скомкал свою газету, — Ты, что это себе позволяешь?!
Ленка на глазах у пассажиров побледнела как стенка и полепетала помертвевшими губами.
— Ой, Моисей Семенович! А разве вам сегодня к первому уроку? Я думала, вы все еще птичками любуетесь…
Математик мигом пожалел, что так неосмотрительно расправился со своим надежным прикрытием.
Но тут водитель сжалился над девчонками и, преодолевая новый приступ смеха, хлопнул по клавише, отрывая двери. Ленка и Эльмирка мигом выскочили и понеслись прочь от этого беспокойного форума. Только звонкий как у малиновки Ленкин голосочек напоследок порадовал, приутихшую было публику, признанием.
— Вот я дура, Элька! Как будто трудно было догадаться, кто еще мог в нашем пролетарском тридцать третьем газетки почитывать!
Водитель взял микрофон и обратился к пассажирам.
— Граждане, имейте сострадание, здесь всего пятьсот метров, добирайтесь до конечной пешком… Считайте у меня прокол…