Минут за десять до звонка в класс к ребятам пришел Семен Ефимович. Конечно, они не сидели весь урок паиньками. Не дождавшись учительницы, занялись своими делами. Рахматуллаев пошел на разведку, но почему-то не вернулся. Вместо него в класс вошел историк, и дети его не узнали…
Семен Ефимович сел за стол, и как утопающий хватается за обломки кораблекрушения, обхватил его трясущимися руками. Ребята смолкли.
— Семен Ефимович? — закричала Ленка, — Вам воды принести?
— Сядьте все… — еле выговорил историк, и ребята на этот раз не узнали его голос, — Не надо ничего, Лемешева, сядь, пожалуйста.
Ленка выполнила его распоряжение и с ужасом увидела, как по лицу историка, сплошным потоком бегут из-под опущенных век, прозрачные капли.
— Я ему говорил, — начал историк, подавляя рыдания, — Я предупреждал. Я умолял его, не вестись на подлые посулы этого проклятого мента! Он мне ответил. «Семен Ефимович, я умный, я не попадусь…»
Сдавленно ахнул на своей первой парте Серега Неверов, он один все понял сразу, пока остальные недоумевали.
— Ромка? — вскрикнул Серега.
Историк открыл глаза.
— Ты тоже умный, Неверов? Еще один умник, а! Говори, пока цел. Ты — тоже?
— Нет, Семен Ефимович! — покачал головой Серега, — Нет, я в эти игры не играю…
— Игры! — зарычал историк так, что дети пригнулись к партам, — Димка Теотокас его после этих игр в морге опознать не смог! Семь лет просидели за одной партой! Узнать не мог! Пока шрам на лодыжке не показали! Вы хоть представляете, как именно эти твари чинят расправу над… бойцами невидимого фронта… Над мальчишками, которых подлые нелюди в погонах подначивают на подвиги! Звездочки себе наращивают… А пацан один у матери… Семнадцать лет…
Историк встал и пошел к двери, ссутулившийся, усталый, измученный жизнью человек. Этот день надолго забрал у детей их любимого Семена Ефимовича, балагура, острослова, добродушного одессита, которому все и всегда бывали рады, в любой компании… У самой двери учитель пошатнулся и ухватился заметно трясущейся рукой за косяк. Дети подскочили, кто-то опрокинул стул. Семен Ефимович обернулся на шум и погрозил им кулаком.
— Чтоб ни один! Никогда! Не при каких обстоятельствах, босота! Кто бы вас не сманивал, и что бы не сулил! Запомните, либо с одной стороны, либо с другой! И никаких больше бойцов невидимого фронта! Буду жив, узнаю, сам лучше пришибу! А после моей смерти, клянусь, из гроба встану!!! Чтоб никогда, ни один из вас, даже в мыслях не смел держать! Чтоб никогда..
Примечания
*1. О Руская земле! уже за шеломянемъ еси! - Русская земля! Ты уже за холмом!
возглас рефреном повторяющийся в "Слове о полку Игореве" несравненном произведении древнерусской литературы.
Ленка шутит, строгая учительница географии "за холмом", а в это время Ираида после перенесенного потрясения находится между жизнью и смертью... Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...
Глава 16. Цветы для маленькой Иды
Глава 16. Цветы для маленькой Иды
Беспамятство кружило, водило, перемещало мерцающее сознание из одного слоя бытия в другой. Струились сквозь плотно сомкнутые веки ядовито-зеленые, искрящие по контуру, слепящим оранжевым цветом, омерзительные расплывающиеся овалы и круги. Наваливались сверху плотно сомкнутыми рядами грязно-розовые, пульсирующие тяжелые квадраты. Наполнялись невыносимой тяжестью, норовя стиснуть, сплющить выдавить душу из пространства бытия. И тягостно, безысходно накручивал одни и те же убийственные фразы скрипящий, как ржавые петли, отвратный, нестерпимый голос, вызывая в памяти образ тупой деревянной колоды. Убийственные фразы. Тупая колода… Плаха.
Эта мерзавка, захлебываясь, упиваясь подробностями, срываясь в восторженный визг, все повторяла и повторяла чудовищные обстоятельства гибели подростка. И ее мерзостный восторг, призадернутый посконной замызганной шторкой фальшивого «сочувствия», в одно мгновение переместил Ираиду в иное пространство. В пространство иных сущностей. И держал ее здесь сирой и убогой, беспомощной пленницей, засыпая горстями острые железные опилки прямо в измученную, беззащитную душу. Бесконечность… Если это и есть то, что ждет человека за последней гранью бытия, то уж лучше полная тьма!