Примечание
*1 — оплакивание.
Глава 18. Барышни, крестьянки
Глава 18. Барышни, крестьянки
Ленка проснулась в полной уверенности, что мама на кухне спозаранку жарит картошку. Не открывая глаз, она прислушивалась к характерному звуку и тихо недоумевала, почему же ее обоняние ей лжет? Она совершенно не ощущала никакого запаха жареной картошки или жареного лука, более того, готовкой не пахло вовсе…
А пахло — терпким ароматом сухих дубовых листьев, свежей прохладной зеленью обновленных весною крон, мокрым брезентом и, еще откуда-то издалека и время от времени, доносился нежный, кружащий голову аромат цветущего боярышника. Этот аромат не с чем не спутаешь! Ленка была уверена, что никогда никакому, даже самому талантливому парфюмеру в мире, не удастся воссоздать этот волшебный запах счастья и мечты!
Она немного поразмышляла о том, почему ее слух рассорился с обонянием. Пришла к обнадеживающему выводу, что, по крайней мере, ничто в ней еще не поссорилось с мозгами, по любимой поговорке прежнего Семена Ефимовича. Раз так, то разборки со слухом и обонянием следует оставить до лучших времен, а пока еще можно сладко подремать!
Ленка повернулась на другой бок, приоткрыла глаза и мигом подскочила, усевшись в постели. Неужели что-то не так с мозгами! Вместо ее любимого ковра с неповторимым растительным орнаментом, выполненным с ювелирной виртуозностью в технике тонкого плетения, у нее перед глазами провисал мокрый грубый брезент. Это вообще что?!! Три секунды Ленка приходила в себя, моргая, как разбуженная в чужом гнезде сова, а потом!
Ой, да это же палатка в их лагере на этюдной практике в горах, а не ее комната в отчем доме! И все в порядке с ее обонянием! А уж вот что со слухом?
Да ведь это же дождь!!!
Это дождь — осознала осчастливленная открытием Ленка. Она до беспамятства любила всякие атмосферные осадки дождь, снег, иней и туман! Если вообще туман к ним относится, ее любимым осадкам, надо будет спросить у Ираиды…
И это вовсе не какая-то там прозаическая картошка жарилась на сковородке, а веселил-подбадривал, будил, вальяжно дремлющую листву дубовых крон молодой и задорный летний ливень!
Дождь, вероятно, начался еще ночью, потому, что в провисшем скосе палатки снаружи накопилась изрядная лужа. Ленка осторожно отстранилась, чтобы не задеть брезент головой, опустила с кровати босые ноги и внезапно вспомнила. Да их же назначили дежурить!
— Марьям! Вставай! Очнись немедленно! Мы дежурные! — завопила Ленка.
Ее соседка по палатке, сладко спавшая под дивные трели дождя, обнимая подушку, приоткрыла один глаз. Потом достала из-под подушки свои часы и сонным голосом ответила.
— Я с первого дня поняла, что ты чокнутая… Пять утра! Какое дежурство, спи, девона…*(1)
— Ты сама это самое слово и есть! — вспылила Ленка,- Это пять вечера, а не пять утра! Ты забыла, бестолочь, как ты вчера уронила в речку свои часы? Нашла, в каком месте проверять, не перетерся ли ремешок. На мостике. Уж кто из нас двоих девоне ближе, еще надо посмотреть.
Марьям осознала, что Лемешева права и тоже подскочила в постели, боднув макушкой скос палатки над собой.
— !!!
— Марьям, вот ты уж точно чокнутая! — восхитилась Ленка, — Ты думаешь, этот язык здесь одна ты знаешь? Леди не должны так выражаться, ни при каких обстоятельствах!
— А я тебе никакая не леди!!! — завопила разъяренная соседка по палатке.
Столь нежно любимые Ленкой осадки, как из опрокинутого ведра, обрушились на нее сквозь брезент.
— Я тебе не леди, барышня ты кисейная! Я простая крестьянка, и если меня ни свет, ни заря, дикими воплями разбудили, да еще и водой окатили, выражаюсь, как могу!
Ленка звонко расхохоталась и тут же получила бы подушкой по своему веселому личику, если бы вовремя не увернулась. Подушка смачно шмякнулась в провисший брезентовый скос, упала Ленке за спину, и тут же на бедовую ее голову тоже обрушился бодрящий душ!
Теперь уже обе девчонки хохотали взапуски, и только тихий дождь, заглянув в приоткрытые у входа полы палатки, смог оценить это зрелище во всей его неповторимой прелести.
Но тут, помимо дождя, в палатку к девчонкам заглянула еще воспитательница и, заслоняясь от дождя розовым зонтиком, спросила.
— Уже проснулись, девочки?
— И даже умылись, Любовь Петровна, — отжимая свою смоляную косу, отозвалась Марьям.
— Вот и умнички, — похвалила девчонок наивная Любовь Петровна, — Вы на дежурство опаздываете, бегите скорее…