— Так будила бы раньше, — проворчала вслед воспитательнице Марьям.
До дежурства им как-то было нужно еще управиться с последствиями протечек, и желательно одеться во что-нибудь сухое, если удастся такое найти.
— А я тебя и будила! — возразила соседке Ленка.
Она уже отжала свои простыни, и развесила их по спинкам кровати.
— И в следующий раз я позову тебя на такие побудки только в день своих похорон!!!
Ответила Марьям, повторяя за сметливой Ленкой ее действия по ходу спасательной операции.
Ленка скрутила матрас промокшей стороной наружу и торцом пристроила его к одной из спинок.
— Вот что о нас люди подумают? — продолжала ворчать Марьям, опять повторяя Ленкины действия точь-в-точь, только с запозданием на фазу.
— Пусть будет стыдно тому, кто о нас плохо подумает! — отозвалась Ленка, беспечно отмахиваясь от соседки.
Она накинула штормовку с капюшоном прямо поверх промокшей ночнушки из тоненького ситчика и босиком выскочила наружу.
— Ты куда? Чокнутая! — возмутилась Марьям, — Люди же проснутся скоро!
— Я быстро! — откликнулась Ленка, и действительно быстро провела снаружи кончиками пальцев по брезенту палатки вертикальные «канавки» от мест протечек вниз. Капель тотчас же прекратилась.
Ленка впорхнула в палатку, к ее босым загорелым ногам поналипла прошлогодняя листва.
— Надо же! Работает! — восхитилась Ленка, — Я у Джека Лондона про такое вычитала!
— Не сомневаюсь, начитанная ты наша! — отозвалась Марьям, уже менее непримиримо. К ее удивлению, Ленка, самоотверженно выбежав под дождь в чем была, сначала устранила протечку над ее, а не своей кроватью.
— А грязи натащила! — кинув взгляд на Ленкины лодыжки, возмутилась Марьям, — Я вчера для кого подметала!!!
Гибкая Ленка мигом наклонилась к своим лодыжкам, не сгибая колен, и обобрала промокшей ручонкой «грязь».
— Ты точно не проснулась. Какая грязь! Это же опавшие дубовые листья, Марьям. Или ты инопланетянка, такое чудо называешь грязью! Да это же природный асептик!
— Не забалтывай меня, сама инопланетянка! Быстро переодевайся и бегом! Умида-опа *(2) нам по первое число вломит, если опоздаем! Уж я-то ее знаю… Как раз до первого числа и будем передежуривать.
— А, не опоздаем! — опять отмахнулась Ленка с великолепной своей беспечностью, — Я короткую тропинку нашла! А, да ведь ты ее тоже знаешь…
Марьям, ни от кого не скрывавшая своего крестьянского происхождения, и даже гордившаяся им, старательно сторонилась Ленки Лемешевой.
Она пребывала в уверенности, что всегда нарядная с иголочки Ленка, приносившая на занятия по специальности дорогие наборы красок, колонковые кисти и импортные карандаши, совсем из другого социального слоя. И ей, старшей дочери родившейся в многодетной семье простого хлопкороба, лучше держаться от «принцессы» Лемешевой подальше.
Великолепно сложенная черноглазая Марьям, в ловкости и силе на уроках физкультуры, Ленке нисколько не уступала. Но набирала она свою спортивную форму, в отличие от Ленки, отнюдь не на кортах, не в бассейнах и не в гимнастических залах. Универсальный тренажер — кетмень, становился ее неизбежным спутником почти на все каникулы и выходные. Двор, полной живности, дом, полный детворы мал мала меньше — вот ее домашний быт. Ну, и какие у нее могут быть общие интересы с этой белоручкой!
И Марьям никогда бы не догадалась, что одна Ленкина бабушка родилась старшей дочерью в многодетной крестьянкой семье, а вторая, тоже старшей —в такой же казачьей. И что Ленкины родители никакие не принц и не принцесса, а такие же как она, Марьям, крестьянские дети… И никакой белоручкой Ленка, старшая в своей семье, и приученная строгой матерью-казачкой к домашнему труду с малолетства, тоже не была!
И одевалась она с иголочки в то, что шила и вязала дочери умелица мать. А лет с тринадцати, Ленка и сама себя обшивала. Правда вязать учиться не стала, не хватало ей усидчивости.
И дорогие художественные принадлежности привозил Ленке отец из своих беспрестанных командировок, выкраивая на покупки из отнюдь не самых щедрых командировочных.
Сторонилась Марьям принцессы Лемешевой, сторонилась, да вот и нарвалась.
Вчера дети, привезенные на практику арендованным автобусом, снизу из ущелья поднимали по серпантинам к месту лагеря в дубовой роще всякий скарб. И они с Лемешевой, как самые легко дышащие и спортивные, наравне с мальчишками, сделали несколько ходок, в отличие от остальных девчонок. В результате к тому времени, когда все табуретки, или как их там Скляр вполне заслуженно называл, наконец, иссякли, только Ленка и Марьям остались у единственной еще не занятой палатки. Подберезкина поселилась, естественно, с Ахмедзяновой, Лёка Андреева с Пантелеевой, Ольга Сонина с Надей Зубовой, а Марьям пришлось селиться с этой аристократкой!
Да… И утро оправдало ее опасения!
Марьям ежилась в своем легоньком халатике из сатина, не решаясь выйти из палатки под струи веселого ливня. Небольшую надежду внушали синие прогалины над отрогами гор. Ветерок задувал как раз с той стороны, и было ясно, что скоро он унесет дождевую тучу прочь от их палаточного лагеря в дубраве. Но дежурство — есть дежурство, и опаздывать нельзя. Правильно оценив колебания соседки, Ленка сказала ей.
— Возьми мою штормовку?
— А ты?
— А я не растаю!
— По-твоему я растаю? — возмутилась Марьям, услышав такое заявление от «принцессы».
— Ну, как хочешь, — сказала Ленка и повесила свою штормовку на гвоздик, вбитый в опорный столб палатки.
— Так ты, что, вообще не станешь ее надевать?
— Нет.
— Тогда ладно, давай надену…
Девчонки выскочили из палатки под теплый июньский дождь и помчались дежурить… Короткой Ленкиной тропинкой!