Выбрать главу

- Дорогие зрители! Не убивайте злодея, дайте ему сначала исполнить роль. После спектакля мы сами его примерно накажем!

Говорят, дело пошло на лад и древние греки бить злодеев перестали. Ну, или не на каждом спектакле били…

Так вот, прошли тысячелетия со времен Аристофана но…

Греки в качестве театральных зрителей с тех пор не сильно изменились…

***

 

И надо же было директору додуматься отправить школьный театр на гастроли именно в клуб греческой диаспоры, да еще с «Тартюфом»!

Гениальный Мольер в своей лучшей пьесе так талантливо обличил гнуснейшие пороки человечества – подлость, лицемерие и вероломство, что и у самого спокойного  и флегматичного зрителя кровь от возмущения закипает! Что уж говорить о юных эллинах, с их генами первооткрывателей театрального искусства!

В общем, Славка Цветаев до конца спектакля дожил чудом. С самого начала действие на сцене сопровождалось постепенно нарастающим гулом, знаменующим крайнее негодование публики. Волнами, как морской прибой, накатывались  на сцену звуки эллинской речи. И кто ввел в заблуждение солнце русской поэзии, что она умолкнувшая? *(1)

Филипп Папазоглу, первая скрипка в оркестре Марика, услышав из зала «божественный звук» этой якобы «умолкнувшей эллинской речи», чуть свой смычок не проглотил, а его оттопыренные уши заполыхали как рубины. А вы думаете, ахейцы с троянцами во время кровавой сечи мадригалы друг другу пели? Это гениальный Гомер вас так обманул… В общем Папазоглу зазевался, а дирижер не выдержал и треснул свою первую скрипку палочкой по уху! Бедняга Фил пропустил увертюру. Еще бы  не пропустить! Ведь парень, в отличие от остальных, понимал все от слова до слова!

На Илону напал бес-хохотун, и она умчалась в режиссерскую, бросив своих учеников на произвол судьбы. А судьба по-гречески "фатум"! И уж этот произвол для кого угодно стал бы неслабым испытанием!

В строгом смысле слова спектакль был кое-как сыгран до сцены с разоблачением Тартюфа. Той самой, где легковерный муж сидит под столом и, покряхтывая, слушает, какие слова говорит  «друг дома» его честной добродетельной жене.

Так что же спасло Цветаева от смерти? Реакция Камала и национальная принадлежность Фила Папазоглу. Камал успел выскочить из-за кулис и схватить Тартюфа за «талию». А Папазоглу, швырнув в накатывающую грозным девятым валом публику свой смычок, запрыгнул на сцену и что-то закричал на родном языке. При этом Фил продемонстрировал незаурядный лексический запас и отменные вокальные данные. Присутствующие не эллины разобрали только пару знакомых слов, типа «идиойдос» и «имбецилос». Во всяком случае, так они их расслышали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Партер отступил, отхлынул, как волна, но трое самых горячих зрителей по-прежнему играли с романтическим героем в игру «Перетяни Тартюфа». Ленка в полном шоке, абсолютно утратила дар речи и не предпринимала ничего. Даже реплики свои забыла. А вот Славка ничего не забыл! Раздираемый на части, он продолжал упорно объясняться Ленке в любви словами своего персонажа и сулил ей золотые горы. Неверов под столом уже рыдал от смеха, но его все равно никто не слышал. Зато все слышали звонкий дискант Цветаева, который просверливал шум в зале и доводил негодующую публику до белого каления.

Неожиданно на помощь Камалу пришел Марик. Сначала  он принялся колотить троих самых разгоряченных зрителей дирижерской палочкой,но мальчишки только отмахивались от ударов субтильного дирижера, как мулы от укусов овода и упорно продолжали тащить Тартюфа в партер. Тогда Марик забрался на сцену и принялся вместе с «героем» перетягивать «злодея» в другую сторону. Теперь состязались двое на трое. На сцену выскочила Подберезкина и тут же сорвала шквал аплодисментов, а потому ее слезная просьба к публике отпустить Славку, этой самой публикой услышана не была.

Наконец, из дальних рядов к сцене проследовал один из зрителей постарше. Он шествовал как сам Аполлон, и, кстати, являлся его тезкой. Аполлон пружинно тигриным прыжком вознес себя на сцену и, повернувшись к бушующей публике, поднял руки с раскрытыми ладонями. Парень из дальних рядов был настолько безупречен, пластичен и так неотразим, что Ленка восторженно прошептала.