Илона еле удержалась от вопроса, «Что между вами произошло?». Удержалась, но решила и это обстоятельство у Пантелеевой выяснить.
— Так, вот собственно, я о чем, — начала Илона, — Мы ставим новый спектакль, «Тристан и Изольда», возьмите ваши роли и начинайте учить. Репетиция в понедельник, после уроков. Ваши роли самые длинные, времени не теряйте.
Ленка пробежала глазами строки машинописи. Камал сделал то же самое. То, что последовало за этим, поразило Илону в самое сердце. И Рахматуллаев, и Лемешева, будто сговорились заранее, встали со своих мест и положили листки с ролями ей на стол.
— Нет, я не смогу это сыграть!
— Я этого играть не буду!
Их голоса слились в полнозвучный гармоничный дуэт, и литераторша лишний раз убедилась в том, что она сделала правильный выбор.
— Что-о-о?! — опешила Илона. — Как это не смогу! Почему это не буду! Вы бессмертием заразились оба?
Камал и Ленка, не глядя друг на друга стояли по углам ее стола и молчали.
— Да вы хоть понимаете, что это за роли! — возмутилась Илона. — Вы же даже не читали еще.
Тут литераторша увидела две пары глаз, одни темные как ночь, другие сверкнули изумрудным блеском прямо ей в глаза.
— Я читала Жозефа…
— Я читал Бедье.
— И не хотите играть?
— Я не могу, — уточнила Ленка, а Камал молча кивнул.
— Не можете? — Илона ощутила накатившую волну гнева. — Да кто это будет решать, что вы можете, а чего не можете! Взяли роли, и пошли прочь отсюда!
Ленке на миг показалось, что косы литераторши сейчас прянут из ее прически и медными змеями с шипением ощерятся на нее. Камал понял, что не сможет объяснить Илоне, почему он не хочет играть Тристана, если Изольду будет играть не Нинка Подберезкина, а Ленка Лемешева. Он и самому себе это объяснять не хотел бы. Илона загнала его в тупик. Камал в первый раз пожалел, что повелся на Нинкины слезки хрустальные и согласился участвовать в этом драмдурдоме! В первый раз… Но насколько еще не в последний!
Рахматуллаев схватил свои листки и вылетел из класса, а Ленка все еще стояла у стола и упорно смотрела в глаза Илоне.
— Ну?
— Илона Бектемировна, вы ведь не обиделись на Ираиду Федоровну?
— Что?!
— Просто она очень не любят, когда нарушается ход урока…
— Тебя это не касается! Возьми лучше роль и иди учить.
— Я не могу играть Изольду. Это героиня, а я инженю.
— Ты будешь играть героиню на этот раз.
— Но Подберезкина обидится.
Илона возмущено вздернула плечи.
— Ей никто не обещал роли всех героинь. Изольда — ты и точка.
Ленка опять посмотрела литераторше прямо в душу.
— И нечего меня взглядом сверлить.
— А может тогда Ольге Сониной предложить Изольду? У нее как раз и волосы подходящего оттенка.
— Не решай за меня. Я тебе уже все сказала. Взяла роль и пошла ее учить!
Ленка покачала головой.
— Добром это не кончит… — начала она было цитировать любимого учителя, и тут кто-то резко постучал в дверь кабинета литературы.
— Да! Войдите, — досадливо крикнула Илона, и на пороге возник математик в стадии белого кипения.
— Лемешева, бегом на урок!
— Но нас отпусти…
— Немедленно!
Ленка взяла листочки со стола и, осторожно обойдя математика, затворила дверь за собой. И уже в коридоре услышала.
— Илона Бектемировна! По какому праву вы позволяете себе врываться во время урока…
Ленка быстро сделала ноги, чтобы не слышать дальнейшего. На географию она не пошла. Ираида не шутила, когда распорядилась не возвращаться в класс. Она вообще никогда не шутила, Ленке, как никому другому это было известно. Но вот откуда математик узнал, что Илона неосмотрительно вторглась на урок географии? Урок еще не окончился, да если бы и так, то Ираида не из тех, кто бежит жаловаться или искать помощи для расправы. Сама расправится с кем угодно и глазом не моргнет.
Размышляя на эту тему, Ленка брела по коридору-перемычке к выходу во двор с чинарами и фонтанчиком. Окна были распахнуты через одно, погода стояла все еще летняя, и, может быть поэтому, а может еще и потому, что она услышала мягкий плеск фонтанчика, Ленка ощутила внезапную жажду и коснулась пальцами пересохших губ. Бездумно Ленка направилась в рощу.
Оторвавшись от фонтанчика, Лемешева решила подождать звонка под сенью густых, совсем еще летних крон. И только усевшись на белую скамью у фонтана, она огляделась и увидела на противоположной скамье Рахматуллаева. И что было делать? Встать и уйти? А это тогда будет игнор или нет? Скорее демонстративное поведение! Ладно, никаких ретирад. Ленка приняла решение оставаться на месте, а он пусть поступает, как знает сам.
Лемешева с затаенным вздохом развернула листки машинописи и прочла.
«Нет, то было не вино — то была страсть, жгучая радость, и бесконечная тоска, и смерть…»
О господи! Ну и как теперь этой муки избежать! Ленка невольно оторвала взгляд от терзающих душу строчек и увидела пристальный, изучающий ее особу взгляд Камала. Он смотрел на Ленку так, будто видел ее впервые. Девчонка внезапно ощутила, как кровь прилила к лицу, и сильно заколотилось сердце. Камал быстро отвел взгляд и принялся «учить» роль, а она растерялась. Это обычное состояние для любого нормального подроста, Лемешеву почему-тообходило стороной. Она в любой ситуации умела находить выход. А тут вдруг полная растерянность. В этой заклятой кем-то роще Лемешева чуть не впервые в жизни ощутила абсолютную беспомощность. Она не знала, что ей делать. Если бы она раньше заметила Камала, напилась бы воды и ушла, как ни в чем не бывало! Что ж! На войне как на войне. Ленка принялась «учить» роль, пробегая взглядом строчки и не видя их, но, хитрая лиса, не забывала прилежно откладывать страницу за страницей.
Камалу такой трюк не дался. Парень растеряно смотрел на страницу, после первой же фразы все поплыло у него перед глазами.
«Тристану казалось, что живое терние, с острыми шипами и благоуханными цветами, пустило свои корни в крови его сердца и крепкими узами связало с прекрасным телом Изольды его тело, его мысль, все его желания».
Когда Лемешева вспорхнула под сень чинар, первым его побуждением было крикнуть.
— Иди отсюда!
Но он сдержал свой порыв, кричать девчонке такое было глупо и недостойно. Он посверлил Ленку взглядом, чтобы спугнуть и она, оторвав губы от фонтанчика, не вздумала садиться на скамейку. Но Ленка не заметила ни его самого, ни его сверлящего взгляда. И чему тут удивляться! Когда она вообще замечала его? Камал не мог читать проклятые жгущие сердце строки. Не мог уйти, подарив этой неумолимой кукле повод для торжества, но и остаться здесь не мог. Девчонка, сидящая напротив, вызывала чувства, которые он сам не понимал. И тогда Камал мысленно взмолился, «Хоть быкто-нибудь нарушил их с Лемешевой нестерпимое уединение!» И судьба услышала его. На пороге школы появился Славка Цветаев.