***
Когда из школьных дверей на яркий свет вышел Славка Цветаев, щурясь и мигая, как совенок, Камал обратил внимание, что у паренька почему-то подрагивают губы. Рахматуллаев призывно свистнул, Славка повернул голову на свист, кивнул и направился в рощу. Только подошел почему-то не к Камалу, а к Ленке.
Тень вихрастой Славкиной головы легла Ленке на колени, она подняла голову от ненавистных листков и вскрикнула.
— Что!
Камал сорвался со своей скамейки и тоже взглянул Славке в лицо. И ему захотелось повторить Ленкин вопрос, таким же встревоженным тоном. Славка молча протянул ему руку, Камал машинально пожал ее.
— Уезжаю, — выдохнул Славка, — Вот…
Было заметно, что речь дается ему с трудом.
— Пока, народ…
— Стой! — выкрикнул Камал и только после этого заметил, что в руках у Славки папка с канцелярской маркировкой. Личное дело Цветаева. Этикетка пестрела множеством штампов. Прибыл, выбыл. Славка продолжил кочевать по школам.
— Вот, документы забрал, — уже спокойнее, справившись с собой, сказал Цветаев.
— Почему? — спросила Ленка.
— Отца опять переводят! — вздохнул Славка. — Просил же оставить меня у деда и бабушки. Так нет! Настояли… Мама будет скучать.
Камал молча хмурился, а у Ленки глаза вдруг заблестели сильнее обычного. Славка заметил этот блеск в зеленоватой тени шершавых платановых листьев и подмигнул Рахматуллаеву.
— А эта Американка, до сих пор должна мне три поцелуя!
Рахматуллаев засмеялся, красиво запрокинув голову, а Ленка вдруг подскочила со скамейки, роняя с колен в пыль листки своей роли, обхватила Славкину вихрастую голову и звонко чмокнула его в заалевшую щеку. Три раза как задолжала! Камал оборвал смех, а Славка потерял дар речи.
— Вот! И ничего я тебе больше не должна, так и знай! — выкрикнула Ленка и улыбнулась.
Славка надолго затаил в памяти ее лицо в зеленоватой шероховатой тени, улыбку сквозь слезы, плеск фонтанчика и шелест рассыпающихся под ногами листков бумаги.
Камал хлопнул его по плечу и предложил.
— Пошли, провожу.
Они уходили, а Ленка смотрела им вслед и потихоньку смаргивала слезы. Она вообще не выносила прощаний. Славка обернулся, перед тем как ступить в глубокую тень арки, размыкавшей школьный двор с платанами восточными, иначе чинарами, и звонким дискантом крикнул.
— Я вернусь еще, Лемешева!
Ленка засмеялась. Уж в том, что Цветаев вернется, она нисколько не сомневалась. Вернется. Вот только его звонкого дисканта она больше не услышит. Заговорит Цветаев, вернувшись, голосом совсем другого тембра и с иными интонациями.
— Как вы могли ворваться на урок географии, Илона Бектемировна! — кричал математик.
Он на нее кричал! Как на школьницу! Он! Илона почувствовала, как задрожали ее губы и слезы закипели на ресницах. Она почувствовала, а математик увидел…
Что произошло потом, Илона плохо помнила. Как и когда она оказалась в мужских объятиях? Как и почему ее расплывшаяся косметика оставила следы и на платке, который он ей подсунул, и на лацканах его серо-голубого костюма из тонкого бостона. И почему она, всхлипывая и причитая, как девчонка выплеснула ему все накипевшее за долгие годы одиночества и женской недоли. Он молча слушал ее, уверенно, твердой рукой, поглаживал растрепавшиеся медные косы, или выбирал заколки из них? Что он сделал потом? Илона боялась поднять взгляд.
— Это ты звонишь мне по телефону и молчишь, или кто-то из «конторы»? — спросил он, и она захохотала как пятнадцатилетняя девчонка, пойманная с поличным.
— Какая же ты красивая! Илона! Ты мне в дочери годишься…
— Не гожусь! Ненавистный!
Тогда засмеялся уже он…