Хлопнула дверь, в учительскую кто-то вошел стремительным шагом. Твердой, уверенной поступью.
- Илона!
Математик, обреченно вздохнула Ленка, ее классный руководитель. Вот только его здесь не хватало!
- Кто! Кто посмел!
Ого, как оказывается их невозмутимый математик умеет звучать! Лев рыкающий, увы, не в пустыне, а в метре от затаившейся под распахнутым окном Ленки.
- Да никто! Отстань, ненавистный!
Ленка обомлела. А это как понимать? Да они на «ты»?
- Скажи немедленно!
- Руфина запретила спектакль, - плачущим голосом пожаловалась литераторша, - Видите ли Лемешева и Рахматуллаев в роли Изольды и Тристана взорвут мир!
Математик захохотал как мальчишка, а Ленка, чтобы не подслушивать дальше попыталась отползти от окна учительской, махнув рукой на свою заколку. Не тут то было! Ноги затекли!
- Ты точно не в себе, Илонка! – застонал математик, прервав смех, - Ленка и Камал в этой пьесе! Да вы точно устроили бы светопреставление!
- Да почему! - возмутилась Илона.
- Господи! А еще литературу преподаешь! Да неужели ты не видишь, каково этим двоим в одном пространстве? Насколько им обоим и горячо и солоно!
- Да что ты выдумал, извращенец! Они же дети!
- Дети? А ты себя в их годы помнишь? Нет, не помнишь? А я вот прекрасно помню! Да я бы на месте Рахматуллаева за такую провокацию тебя вообще прикончил! Как он, по-твоему, должен играть опьяненного любовью Тристана с девчонкой, в которую влюбился по уши с первого взгляда!
- Глупости! – выкрикнула Илона, - Они даже не общаются!
- Вот именно потому и не общаются, дурочка моя! Много мы с тобой общались до недавнего времени?
Ленка под окном в ужасе закрыла глаза. Господи! Да за что ей это все! Почему она должна была такое услышать?
Спасенье пришло неожиданно. Руфина заглянула в учительскую, вызвала к себе Илону еще раз, а математику передала, что его ждет директор. Учительская опустела.
Ленка прокралась к окну в музыкалке, забыв и о заколке и о затекших ногах. Потом, сама не помня как, влезла в окно и первым делом плотно его закрыла. А чтобы никто не ворвался и не увидел, что на Ленке лица нет, она просунула в дверную ручку ножку стула, излюбленным приемом английской разведки, заперев дверь изнутри.
Ленка сидела перед инструментом на круглом вращающемся стульчике и созерцала свое отражение в полированной поверхности. Черное зеркало отражало ее мрачное личико в обрамлении растрепанных волос с одного бока и уцелевшего хвостика с другого. Проклятая заколка, проклятые хвосты! Отныне она будет только косы плести. Слезы хлынули внезапно, и чтобы не видеть еще и такого своего отражения, Ленка опустила голову на крышку инструмента. Слова математика жгли ее изнутри, жжение подкатывалось к векам, слезы лились прямо на полированную поверхность, горячие, соленые. Горячо и солоно!
Камал влюблен в нее с первого взгляда? А она? И тут девчонка внезапно сделала открытие, что чувства, которые она так долго и упорно подавляла в себе, это вовсе не враждебность и неприязнь! Ленка чуть в голос не зарыдала от этого своего открытия. И теперь единственным ее желанием стало желание оказаться на необитаемом острове и выреветься всласть.
Прошло не меньше двух часов, прежде чем Ленка пришла в себя. Она вытерла глаза, стянула с шипением разозленной кошки оставшуюся заколку и расчесала волосы. Придется идти домой так, простоволосой… Многозначное прилагательное. Ладно, пора!
***
Марьям столкнулась с Лемешевой у входа. Невольно взглянув ей в лицо, тут же схватила за руку и непреклонно распорядилась.
- А ну ка!
Ленка молча следовала за одноклассницей. Марьям провела ее через двор с чинарами, под арку и дальше к скульптурной мастерской в углу школьного двора. Там у запертой на замок двери в глубокой нише, в не просматриваемом пространстве стояли старые табуретки, списанные, сплошь заляпанные засохшей уже краской, но прочные, не убиваемые.
- Садись! – распорядилась Марьям, бесцеремонно толкнув Ленку, - Если хочешь, рассказывай, а не хочешь так посиди. С таким лицом по улицам не ходят. Я скажу, когда можно будет идти.