Позже, по итогам бурной дискуссии, развернувшейся на уроке, контуженный Веденеев ввел в оборот присловье: «За Базарова ответишь!» Присловье прижилось и долго еще бытовало в школе искусств, даже когда непосредственные участники процесса над бессмертным героем Тургенева, закончили школу и разъехались по всей стране.
Камал и Ленка угадали, и художники, и музыканты, все, как один, писали сочинение на тему «Моя любимая пьеса Островского «Снегурочка». Только они двое, Лемешева по приказу, а Рахматуллаев по зову сердца писали о Базарове. Почти весь урок. Иногда в класс заглядывал физик, убеждался, что девятиклассники даже в отсутствие Илоны никакие не шпаргонцы, а самые примерные паиньки, негодующе фыркал и разочарованный уходил в курилку.
***
Лемешева, Веденеев и Рахматуллаев занимали в классе три последние парты. Камал у окна давно уже сидел один, Веденеевский сосед Маринин недавно перебрался к Ольге Сониной, а Оноргуль, соседка Ленки, третью неделю болела.
- Ну, и как там твой Базаров поживает? – спросил Юрка, отложив ручку.
- Неважно, знаешь ли. От тифа скончался.
- Их ты? Как его угораздило?
- Препарировал труп.
- И?
- Поранился, заразился.
- Тьфу, дурость какая!
- Вот и я о том.
- Нет, я хочу знать, что ты о нем в сочинении написала?
- Тебе не все равно? – удивилась Ленка вопросу Веденеева.
Она закончила свое сочинение уже минут пять назад и спокойно читала «Черную стрелу». У Ленки всегда в сумке имелась книжка для досуга. Иногда ее выбор поражал наблюдательного Веденеева просто до глубины души. С начала сентября Ленка повадилась таскать в сумке толстенный том из собрания сочинений какого-то В.В. Бартольда. Юрка такого писателя не знал, и знать не хотел. Но сегодня все было в норме, Ленка читала Стивенсона, а его Юрка тоже любил.
- Не-а! – закатывая глаза под травмированный с утра лоб, пропел Веденеев, - После твоих высказываний в адрес «луча света», мне до жутиков интересно как именно ты обмотивируешь «особенного человека».
Ленка молча протянула соседу по камчатке свои листки. Илона требовала, чтобы ученики писали сочинения на сдвоенных листочках и непременно фиолетовой пастой.
Юрка принялся за чтение сочинения Лемешевой, а она вернулась к Стивенсону. Через полминуты Юрка, как и следовало ожидать, заржал на весь класс, а потом простенал, сквозь смех.
- Ой, нет, Ленку когда-нибудь все-таки зашлют клюкву собирать, за ее нестандартное мышление.
- Что там у нее? – встревожился Камал. - Читай!
- Только в авторском исполнении! – ответил Веденеев, возвратил Ленке ее листки и демонстративно принялся аплодировать. - Просим! Просим! Автора!
- Веденей! – перекрикивая глумеж одноклассника, сказал Камал. - Что она там наваляла!
- И что ты сделаешь, если она наваляла что-нибудь не то? – заинтересованно обратилась к «смотрящему» наяда Сонина, плавно развернувшись в сторону камчатки.
Под ее томным взглядом с поволокой, Рахматуллаев нисколько не смешался, а спокойно ответил.
- Порву сочинение! Лучше двойка у Илоны, а она давно мечтает влепить ее Ленке, чем дело Лемешевой в Конторе!
- В какой конторе? – спросила Лёка.
- Это тебе еще рано…- ответил Камал и покосился на прижавшуюся к парте в немом предвкушении информации, Пантелееву, - Только ты не ляпни про это где-нибудь.
- А она непременно и ляпнет, - строго сказал Камалу Веденеев, - Если ей не объяснить! Контора, Лёка, это на сленге, КГБ.
- А-а-а! – задумчиво протянула Лёка. - А зачем им Ленкино сочинение?
- Вот это я и стараюсь выяснить! – прикрикнул Камал, и обратился к Лемешевой. - Так ты будешь читать?
- Да, пожалуйста! – ответила Ленка и начала чтение вслух.
Аудитория с искренним интересом повернулась в ее сторону, со Снегурочкой, к тому времени было благополучно покончено.
«Базаров, по моему личному мнению, никакой не герой и вовсе не особенный человек, а просто-напросто неудачник, фанфарон, невежа и трус. Он безобразно ведет себя в гостях, отвратительно относится к женщинам, преступно пренебрегает любовью и преданностью родителей. А еще он совершенно невыносим, когда жизнь ставит перед ним не надуманные, а истинные испытания. Базаров последовательно вступает в конфликты со старшими Кирсановыми, Одинцовой, своими родителями, с Аркадием, самим собой и наконец, в финале с логикой самой жизни и, трусливо, поджав хвост, сбегает в свое ничто. Он, а за ним и Аркадий, по молодости поддавшийся влиянию своего «учителя», утверждают, что их идеал – отрицание. Если разобраться что именно нигилисты отрицают, станет по-настоящему жутко. Музыку? Долой! Поэзию – в отвал! Любовь? Да, вы о чем, бишь! Брак, семья? Даже смешно об этом говорить!