— У тебя остались связи в администрации города, — заговорила я, едва мы чокнулись шампанским, открытым по случаю встречи. — Меня интересуют объекты коммунального фонда, которые мы могли бы приватизировать и перевести в собственность.
— Ты что, девочка моя? — встрепенулся Борис Аркадьевич, но в его глазах я уловила огонек заинтересованности. — Мало-мальски стоящие помещения уже давно имеют владельцев.
— Не может быть, чтобы совсем ничего не осталось, — убежденно сказала я. — Не обязательно в центре, может быть, в плохом состоянии, но что–то ты ведь найдешь, если захочешь. Зачем тебе вести себя как пенсионер — энергии, уверена, у тебя достаточно. Займись этим делом, и мы соорудим замечательный проект.
— Мне уже ведь семьдесят стукнуло, — продолжал колебаться он.
— Внуши себе, что пятьдесят — будешь выглядеть так же, — продолжала настаивать я. — Это все субъективно, ощущения возраста и прочая блажь от безделья. Найди толковое место — и я вновь поверю в тебя как мужчину.
Тут я накрыла его руку своей и заглянула ему в глаза взглядом менады — это был максимум, который я берегла для ключевого момента в разговоре. Он был единственным моим пропуском в мир столичной недвижимости и в обход посредников. Я прекрасно понимала, что высокие цены в газетных объявлениях — плод работы ушлых риэлтеров, и только Борис Аркадьевич способен помочь мне избежать их разорительных услуг.
И вот наступил 2001 год, мы праздновали его впятером: к маме пришел Иван Всеволодович, отставной полковник милиции, а Маша привела белокурого херувимчика Юлия, который поначалу посеял во мне сомнения по поводу своей ориентации: уж очень ухоженным и неестественным казался он, особенно на фоне сурового мента. Вот уж не думала, что после 93-го вновь сдвину бокалы с представителем этой профессии за новогодним столом. Но я улыбалась одинаково вежливо обоим мужчинам, поддерживала разговор о расчудесных брежневских временах с Иваном Всеволодовичем и непринужденно смеялась гламурным рассказикам Юлия — он был коллегой Маши, подающим большие надежды модельером.
Но в конце этой ночи, когда Маша с Юлием собрались уезжать, чтобы развлекаться дальше, я отказалась их сопровождать и заперлась в своей комнате с компьютером. Впрочем, интернет не работал, — видимо технический персонал провайдера тоже вовсю отмечал праздник. А вот у меня настроение было серым и пасмурным, как зимнее небо над Москвой, даже напиться у меня не получилось, и я уснула под утро, причем даже во сне продолжала видеть какие–то унылые и тусклые картины. Помню, я стояла на берегу затянутой в лед реки, через которую был переброшен ровный арочный мост. Снег и безмолвие окружали меня во сне. Почему–то я ждала поезда, но никакого поезда не было — лишь падал белый снег, покрывая рельсы на мосту, и было очень холодно. Вот и все… Я расплатилась своей молодостью и полетами в ярких снах за то, что у меня теперь было, и крылья за спиной не раскрывались у меня по ночам уже без малого десять лет.
— Сонечка, малышка, что с тобой? — шепчет Маша, присев на край моей широкой кровати из цельного дерева — именно такую просила я купить по телефону еще два года назад.
— А что со мной?
— Ты словно бы неживая, — говорит Маша.
— Почему?
— Не знаю, может быть, потому что ты одна. У тебя за все это время не появилось кого–нибудь стоящего?
— Стоимость, это главное, что меня интересует, Маша. Уверена я только в одном — что не появился мало стоящий. И, надеюсь, не появится.
Маша странно на меня взглянула и отправилась спать. Похоже, ей хотелось бы меня обнять и поутешать, как ручное животное. Мне же было бы приятнее, сбрось она халат и заберись ко мне под одеяло. Но я даже спросонья ощутила, что Машка вся излучает покой и удовлетворенность хорошо проведшей ночь самки. А с такой Машкой меня не располагало откровенничать.
Несколько раз мы с Борисом Аркадьевичем выезжали на просмотр нежилых помещений. Все это были подвалы или полуподвалы в состоянии, близком к аварийному, а также полуразрушенные склады и фабрики еще советских времен. Каждый раз какое–то обстоятельство перевешивало в сторону негативного отношения к покупке: то потолки едва достигали двух метров, то в помещении оказывались проржавевшие трубы с вентилями, или дорога к нему обрывалась, занятая новостройкой, а объезд был не заасфальтирован, и добраться ко входу в объект через снежные заносы не представлялось возможным. Я старалась не терять оптимизма и вдохновляла Бориса Аркадьевича, то комплиментами, то невинными поцелуями в щечку. Если я внушу ему, что найти подходящий вариант — дело чести для него — он что–нибудь разыщет, надеялась я.