В жизни я навидалась всяких мужиков, но иерусалимские арабы навсегда останутся на первом месте среди них по своим немыслимым размерам и неутомимости. Я вспоминала Машу, которая жаловалась на боль всякий раз, когда у клиента оказывался длинный член. Слава богу, она не познакомилась близко с этими арабами. Девчонки, работавшие со мной, тоже постоянно сетовали, что им достают до матки, у них все болело внутри и сбивался цикл месячных. Я же знала за собой, что мой маленький рост парадоксально сочетается с глубиной в определенном месте, и мне приходилось чуть легче, нежели большинству коллег. Наверное, в этом кроется и объяснение того, что я так долго работала проституткой, потому что многие из девушек просто по биологическим причинам не могли выдержать то, что выдерживала я. Но и меня доставали особенно длинные экземпляры, и у меня несколько раз шла кровь в неурочные дни, но закалка и опыт выручали меня и здесь. Я принимала позы, которые уменьшают проникновение, старалась обойтись минетом, словом, выкручивалась как могла, постоянно задаваясь вопросом, стоит ли вся эта игра свеч.
Нельзя не упомянуть здесь и некоторых девушек, которых я узнала в Израиле, и которым нравился именно секс с арабами. Вполне верю, что определенного типа нимфоманке, с глубоким влагалищем и чувствительными зонами в самых дальних местах, арабские клиенты представляются тем же, чем мы сами представлялись для них: райскими гуриями, несущими наслаждение. Ведь именно мы, проститутки из СНГ, воплотили для них мечту о недоступном — ни до девяностых годов, ни, думаю, после, не видать им столько юных и прекрасных северных дев. Характерным признаком сексуального рынка тех лет в Израиле было отсутствие аборигенок практически во всех «массажных салонах», «институтах здоровья» и как там еще называли изобретательные евреи свои публичные дома. Мы вытеснили местных шлюх на целое десятилетие, и то, что они, как говорят мне знакомые, снова появляются на панели в последние годы, говорит о переменах к лучшему в России. Но это я опять забегаю вперед.
Перед католическим рождеством в наш бордель нагрянули израильские полицейские в синей форме, и я поняла, что вот они, те, кого по настоящему боятся сутенеры, их прихвостни и сами несчастные проститутки. Всех охранников и кассира заковали в наручники, вывели к зарешеченным микроавтобусам и увезли в управление. Потом принялись за нас: некоторые полицейские знали русский язык, и девушек начали допрашивать. Туристок тоже увезли, а двоих оставшихся, якобы гражданок Израиля, принялись всячески изобличать.
— Где ты родилась?
— Когда приехала на ПМЖ?
— Как звали бабушку?
— Девичья фамилия матери?
Я понятия не имела, натуральная репатриантка вторая девушка, или такая же точно, как я, но мне приходилось напрягать извилины, чтобы самой не угодить в одну из ловушек, мастерами расставлять которые были менты.
— Почему ты не знаешь иврит?
— Я уехала в Россию, а вернулась недавно, в Израиле провела в общем не больше трех месяцев.
— Все учат язык, а живут первое время на дотации государства, почему ты стала проституткой?
— Деньги были нужны, поездка в Россию повлекла много расходов.
— Тебя заставляли принимать мужчин?
— Нет, я здесь добровольно.
— Где твои банковские карточки? В каком отделении ты открывала счет? Почему по домашнему телефону трубку берет араб?
Они блефовали, им не было дела до моего счета в банке, и у меня якобы дома не жил никакой араб. Максим и его израильские партнеры позаботились обо всех необходимых деталях, и я знала, что глуховатая тетя Мира на ночь вынимает из уха слуховой аппарат и не берет трубку — вызову полицейского сотового телефона отвечали только длинные безответные гудки.
Но вторая девчонка вдруг сморозила что–то не то, и ее, плачущую, тоже увели. Вроде бы она назвала своего деда сначала одним именем, а через пять минут — другим. Я всегда знала, что моя тренированная память когда–нибудь, да пригодится — меня отпустили, и эту ночь я провела в одиночестве на пустующем третьем этаже ветхого иерусалимского дома.