Но, видимо, у судьбы, Богов или хрен знает кого еще, на меня были несколько иные планы. Я безмятежно парила в такой мягкой и уютной темноте, где не было боли, мучений и прочей дряни, когда, какая-то неведомая сила, неожиданно и с непреодолимой силой начала тянуть меня в неизвестность. Может, это и есть смерть? Ну типа, душу вырывают из тела и тащат на божий суд, чтобы определить ее участь — адовы сковородки или райские кущи? Эх, хорошо бы там и Абсуль сидела. Я бы ей напоследок хоть в морду плюнула!
Однако с праведным судом, судя по ощущениям, меня жестко обломали и сразу безжалостно зашвырнули в обитель грешников. Острая боль неожиданно вспыхнула сверхновой и обрушилась на меня, вонзаясь в мое тело мириадами тонких игл, которые словно прошивали насквозь не только плоть, но и сознание. Отчаянный крик обернулся каким-то хриплым клокотанием. А он, правда, принадлежал мне? Разум захлебывался в потоке обрывистых и хаотичных мыслей. Тревога, страх, паника, недоумение, растерянность. Эмоции сменяли друг друга в бешенном и неуловимом ритме. Тело напрочь отказывалось слушаться. В целом, из-за лютой пульсирующей боли, которая не отступала не на мгновение, я даже не могла толком сообразить, в каком состояние нахожусь? Это такое жуткое посмертие? Или я еще живая?
— Спокойно, спокойно, детка, — словно через толщу воды донесся до меня тихий, умиротворяющий женский голос. — Все хорошо.
Некто продолжал разговаривать со мной, старался успокоить и постепенно, находящееся в диком смятении сознание, начало поддаваться на эти уговоры. С огромным трудом, но мне удалось сосредоточиться на голосе, который подкупал своей мягкостью и какой-то материнской заботой. Боль не ослабла, но уже не оглушала, как прежде. Я сумела ее принять и оттеснить на задний план. Стоило сделать это, как вопрос о том жива я или нет, отпал сам собой. Я чувствовала биение своего сердца, глубокое дыхание, жар, который пропитывал все тело и, время от времени, сменялся лихорадочным ознобом. Не знаю почему, но я была абсолютно уверена, что на том свете ощущать подобное невозможно. А может, мне просто хотелось верить, что это действительно так и какое-то неведомое чудо, в очередной раз, позволило мне избежать встречи с костлявой. С трудом сглотнув, облизнула пересохшие и местами потрескавшиеся губы. В горле першило и дико хотелось пить.
— Вот, попей, дочка, — будто уловив мое желание, проговорил все тот же женский голос, и моих губ коснулась что-то прохладное.
Видимо, какая-то чашка и, судя по запаху, с отваром трав. Горьковатая жидкость просочилась через слегка приоткрытые губы и потекла в горло. Мерзость, конечно, но мне ли сейчас привередничать? Я, правда, старалась глотать, но получалось плохо. Едва не подавившись, закашлялась. Чьи-то заботливые руки, аккуратно обтерли мое лицо и шею. Нет, так дело не пойдет… Ненавижу ощущать себя беспомощной! Да еще и находясь неизвестно где и в каком положении. Пора с этим завязывать…
Сделав над собой усилие, медленно открыла глаза. Мутная пелена, раскрашенная блеклыми красками расплывающихся объектов. Капец… Рядом слегка покачивалась какая-то тень. Видимо, ей и принадлежал успокаивающий голос. Потратив несколько минут на «прозрение» и дождавшись более-менее четкой картинки, осмотрелась, насколько это было возможно. Небольшая круглая хижина. Не комната, а именно хижина. Плетеные из каких-то веток стены, крыша из пальмовых листьев. Вход завешен плотным пологом. Через окно, на котором ветер колыхал тонкую занавеску, пробивался солнечный свет. Из мебели был только жесткий лежак, на котором покоилось мое бренное, страдающее от боли тело и небольшой стол, у которого суетилась высокая, загорелая женщина.
На вид ей было не больше пятидесяти. Поджарое и явно тренированное тело, облаченное в простое платье с яркой вышивкой. На открытых участках коже виднелся витиеватый синий узор. Длинные черные волосы были заплетены в тугую косу и перехвачены кожаным ремешком через лоб. Когда она повернулась ко мне, я смогла разглядеть суровое лицо, на котором уже появились первые морщинки. А в ее карих глазах словно поселились мудрость, отвага и заботливое тепло. Какой контраст…
— Наконец-то, ты очнулась, детка, — тихо проговорила она и, подошла ближе, помогая мне сделать еще пару глотков горького отвара. Гадость редкостная, но от нее вроде даже полегче…
— Где я? — едва слышно прохрипела я.
— Не переживай, ты у друзей, — успокоила меня тетушка и сдержанно улыбнулась. — Здесь тебе ничего не угрожает.