Улыбка моя былa кислой:
– Может, просто подбросить кошель под дверь спальни Армана?
– Чтоб их подобрал Брюссо?
– Да уж, положеньице…
Мадам Информасьен объявила побудку, Делфин отправилась в душевую, я занялась прической. Подруга вернулась слишком быстро:
– Эти синие не курицы, а форменные свиньи! Ты видела тот ужас, что творится в женской умывальной? Нет, я брезгую пользоваться этим… с этими…
Деманже выдвинула ящик комода, достала вышитое полотенце, встряхнула им и накрыла тканью голову. Оватская магия, полной чистоты с ней не достигнешь, это так, слегка освежиться, когда на полноценную помывку нет ни времени, ни желания.
– Грязнули, - донеслось из-под полотенца, – и кривляки. Знаешь, что мне сказала дю Ром? Предложила самой все убрать!
Лавиния дю Ром была старостой девочек-филидов и одновременно – фрейлиной Мадлен де Бофреман. Вторая должность не являлась официальной, но, кажется, пухленькая шатенка с вечно испуганным выражением лица относилась к ней с большим старанием, чем к обязанностям старосты.
Я помогла подруге зашнуровать ее зеленое платье, вскоре мадам Информасьен позвала всех на утреннюю гимнастику, и мы с Делфин вышли в коридор. Кошмар продолжался. Филидки одеться для занятий не удосужились, они были в шелковых полупрозрачных сорочках, атласных шлафроках, с папильотками в волосах и в домашних туфлях без задников. Более того, у стен стояло несколько молодых людей, как будто только что вышедших из женских спален.
Занятия никто не вел, то есть, видимо, подразумевалось, что мы и без того знаем, что делать. Я не знала , посмотрела на Деманже, та пожала плечами. К стенам коридора на уровне груди крепились бруски из полированного дерева. Теперь я догадалась, что это балетный станoк, только им никто не пользовался. Студентки просто стояли, болтали друг с другом, из умывальной вышла дю Ром,тряхнула влажными волосами.
– Лавиния, – обратилась к ней белокурая толстушка, стоящая напротив меня, - говорят, ты опять переселилась в северный коридор?
Οтвета мы не услышали, громкий ритмичный звук метронома заглушил все прочие звуки. Дю Ром прошла в одну из спален, захлопнула дверь.
– Они просто отбывают положенное, – наклонилась ко мне Делфин, – никаких занятий.
– Это неправильно, – ответила я. – Даже не так – неправильно и глупо. Бесполезная трата времени. Может, вернемся в комнату?
К счастью, сделать этого мы не успели, к нам явился сам монсиньор Дюпере, сопровождаемый секретарем и мэтром Девидеком.
– Информасьен, душа моя! – возопило начальство, энергичным шагом пройдя между рядами cтуденток,те, к слову, немедленно стали изображать балетные па, а молодые люди попросту испарились. – Информaсьен! Дай мне тишину!
Метроном смолк.
– Полюбуйся, Девидек, – сказал монсиньор уже потише, - вот так выглядят наши занятия утренней гимнастикой. Картан, запишите старосте мадемуазель дю Ром двадцать, нет, пятьдесят штрафных балов. Кстати, а сама мадемуазель…? Вот и вы, коллега. Что за наряд? Минус сто баллов, Картан, мадемуазель дю Ром.
Лавиния, успевшая надеть другой шлафрок, расплакалась. Ректор поморщился и обвел нас строгим взглядом:
– Итак, коллеги, с завтрашнего дня ваша физическая гармония будет пoлностью в руках мэтра Девидека.
Сорбир поклонился и с улыбкой предложил:
– Может, начнем прямо сегодня?
Дюпере пожал плечами, на правом я заметила полупрозрачный силуэт хищной птицы – демона фамильяра монсиньора. Любопытно, а каков фамильяр Девидека?
Прежде чем удалиться, ректор прошелся по коридору из конца в конец, поименно налагая штрафы за неподобающий внешний вид. Минус двадцать, минус двадцать, минус… Мэтр Картан отмечал провинившихся в формуляре. Когда монсиньор поравнялся со мной и Делфин, мы присели в почтительных реверансах. Нас, разумеется, не наказали.
– Драгоценные мадемуазели, – провозгласил Девидек, когда начальство с секретарем покинули северный коридор, - утрите слезы и будьте добры продемонстрировать мне свои умения. Мадемуазель дю Ром, прошу.
Сорбир хлопнул в ладоши, я заметила, как пальцы его при этом пробежались в минускуле, пространство наполнил звук клавесина, ритмичная, но неторопливая мелодия. Девушки синхронно развернулись, придерживаясь одной рукой за станок, присели в плие, и ра-аз,и два-а, носки развернуты в первой позиции, и ра-аз… Кажется, ничего сложного…
На десятом повторе я ощутила жжение в икронoжных мышцах, на тридцатом – коленные суставы протестующе скрипнули. Мелодия изменилась, но обрадовалась я рано. Дю Ром скомандовала: «Релеве!» Святой Партолон! Подъем на полупальцы? В кожаных туфлях? Впрочем, мадемуазелям, обутым по-домашнему, приходилось сложнее.