— Прошу извинить, что я обогнал вас. Мне срочно нужно было решить одно дело в конюшнях.
Я поняла, что он дает мне знать, что поместил Кенби в своих апартаментах над конюшней. Хиггинс зажег несколько ламп в холле, чтобы лучше разглядеть высокого незнакомца.
— Итак, вы и есть Форбс, — сказал он. Я терпеливо ждала, когда он перестанет суетиться, чтобы представить их друг другу. — Что ж, вы выбрали не самое удачное время для визита, но так и быть, будьте гостем. Посмотрим, что оставила нам поесть кухарка. — Он не обменялся с Форбсом рукопожатием, а просто взял нас обоих за руки и повел за собой. — Я отпустил всех слуг сегодня утром. Я знал, что будет чертовски трудный конец недели, так оно и вышло, не правда ли, Кейт?
— Да, это так, — ответила я.
— В доме все же кто-то был, — заметил Форбс. — Кто-то, кто не хотел отвечать да мой звонок.
— Это Пэдди, сторож. Он не слишком разговорчив.
Мы прошли через холл. Где-то звонил телефон, но вскоре умолк. Хиггинс объяснил, что включился автоответчик. Пустая столовая с длинным полированным столом показалась огромной. Площадка для вертолетов за окном была пустой и унылой, ветер поднимал на ней столбики пыли, похожие на пляшущих джиннов. Закат был странным, казалось, солнце вот-вот снова сверкнет из-за туч.
Хиггинс внес в кухню жареную курицу и тут же сам разрубил ее ножом на куски. По его подсказке я нашла хлеб, сыр и свежее масло. Стив, наливая в кофейник воду, уже грыз куриную ножку, Форбс сел на край стула, и, сложив руки на коленях, наблюдал за ним. Казалось, он с заметным превосходством смотрел на то, что происходит.
— Да ешьте же, ради Бога, — сказал ему Хиггинс, размахивая куриной ножкой.
— Спасибо, — ответил Форбс, чуть кивнув головой, но не сделал ни единого движения.
Стив отложил ножку, чтобы заварить кофе, а затем вернулся к столу.
— Садитесь поближе к столу, и не ютитесь на краешке стула, сложив руки, словно матушка-наставница.
— Ваше гостеприимство не знает предела, — ответил Форбс, медленно вставая. На его щеках зардели два красных пятна.
— Как и ваша желчность тоже, сэр. — Стив, обглодав ножку, бросил ее наконец в металлическую корзинку у стола так же небрежно, как когда-то бросил в нее разбитые чашку и блюдце. Я едва притронулась к еде: голода уже не испытывала.
Форбс так и не сел к столу. Оставаясь стоять, он лишь прислонился к краю буфета, словно приготовился к чему-то.
— Что вы скажете о своем бывшем боссе, собравшемся сбежать к красным? — не заставил себя долго ждать Хиггинс.
— Я не верю в это, — ответил Форбс.
— Совсем-совсем не верите?
Форбс не ответил. Он понимал, что его пытаются вывести из себя.
— Тогда почему вы вычеркнули слово «Лейпциг» из некролога?
— Я этого не делал.
— А кто же по-вашему это сделал? ФБР?
— Понятия не имею. Видимо, кто-то из редакции. Те, кто готовил текст в набор.
— Вычеркнуто было человеком очень рассерженным, профессор, — Хиггинс изобразил сильный и сердитый росчерк пера.
— Вы так считаете?
— Точно таким же образом на столе был намалеван символ мира. Помните?
Форбс промолчал. Обхватив ладонью подбородок, он приложил указательный палец к губам. Мне показалось, что так он старается не терять контроль над собой.
— Я уверен, вам известно, что газета принадлежит мне, — продолжал Хиггинс почти доброжелательно. — Однако вы можете не знать того, что когда я нанимаю редактора, то жду от него хорошей работы. Мой редактор обнаружил, что кто-то вычеркнул слово «Лейпциг» в некрологе, а услышав последние новости, все вспомнил. Шерифу будет крайне неприятно допрашивать вас, профессор. Вам знаком этот тип людей, не так ли?.. Хотя теперь шерифу это будет не так уж неприятно.
Я поняла, какая идея овладевает Хиггинсом: очень удобно сделать Форбса главным подозреваемым в убийстве в студенческом городке. А для шерифа О’Мэлли это будет компенсацией за его унижение в Бейкерстауне.
Но Хиггинс так же внезапно прекратил свой допрос, как и начал его. Он повернулся ко мне.
— Давайте отложим десерт на более поздний час, Кейт. Я хотел бы знать, что происходит в городе, если это возможно. Возьмите этот аппарат, я буду говорить из кабинета. — Покидая кухню, Хиггинс на ходу бросил Форбсу: — Успокойтесь, профессор. Выпейте чего-нибудь. У нас сегодня может быть вполне приятный вечер «треугольника», как любят французы.
Теперь я просто не представляла себе, как смогу остаться наедине с Форбсом. Нелепо было считать его возможным убийцей, и все же я не могла не думать об этом. Закипела вода для кофе. Взяв телефон, я обернулась к Форбсу: