…Как-то, когда Солженицын уже был в Америке, я услышал от Шолохова, да где — в больнице! — тихий, спокойный вопрос: «Что там Солженицын?..»
Я не уловил в голосе никакой каверзной предвзятости. Но не выглядит ли он под моим пером беспринципным пацифистом?!
Не хочу прослыть биографом-дальтоником. Есть такое высказывание Шолохова: «Я не призываю к всепрощению и к всеобщему лобзанию. Дружба дружбой, но есть в нашем литературном, в нашем идеологическом деле такие принципы, отступление от которых нельзя прощать никому…»
И таким делился: «Страсти разгораются. Каждый имеет право высказывать свое мнение — как сердитые молодые люди, так и писатели, успевшие завоевать определенное положение. Такую свободу совести я считаю подлинной свободой искусства. Во всяком случае, будущее покажет, чьи произведения останутся, сохранят свои ценности, а чьи отойдут вместе с модой. Эта борьба умов напоминает мне старую притчу о двух спорщиках, которые до того спорили, что подрались. Судья, рассудив их, сказал, что оба правы. И тогда спорщики признали, что судья тоже прав».
То и другое он обнародовал в середине 1960-х годов, как раз в ту пору, когда пошло размежевание меж ним и Солженицыным.
Сентябрь 1967-го — Шолохов высказал секретариату Союза писателей свое отношение к двум произведениям Солженицына. Но не напечатал! Кто знает: может, не хотел подбрасывать дровишек в костер проработки Солженицына. Сообщал же следующее: «Прочитал Солженицына „Пир победителей“ и в „Круге первом“. Поражает — если так можно сказать — какое-то болезненное бесстыдство автора». В чем же увидел его? Пояснил: тенденция указывать «со злостью и остервенением на все ошибки, все промахи, допущенные партией и Советской властью…». Не принял персонажей пьесы: «Все командиры, русские и украинцы, либо законченные подлецы, либо колеблющиеся и ни во что не верящие люди… Почему в батарее из „Пира победителей“ все, кроме Нержина и „демонической“ Галины, никчемные, никудышные люди? Почему осмеяны русские („солдаты-поварята“) и солдаты-татары? Почему власовцы — изменники Родины, на чьей совести тысячи убитых и замученных наших, — прославляются как выразители чаяний русского народа?»
Меж двумя творцами и в самом деле пропасть — политическая. Солженицын против советской власти и идей коммунизма — Шолохов надеялся, что страну облагородит само по себе стремление к светлому будущему. Один служил разрушению — второй мечтал о созидании.
…Дома, в Вёшках, находил душевное отдохновение от всех столичных ожесточений. Даже домашняя живность тому способствовала. Выйдет на крыльцо и в миг в окружении верных охотничьих собак. Одну выделял. Младшая дочь в Москве на помойке ее увидела: грязная до невероятности, но обходительная; к дому сопроводила, в лифт вошла и незнамо каким чутьем подвела к дверям. Отец с ехидцей: «Для полного комфорта нам не хватает только этой псины с помойки!» Она: «Да посмотри в глаза ей…» На него смотрели глаза, взывающие к сочувствию. Отмыли — и предстала красавицей в белоснежной шубке при черных запятнашках. Им показалось, что это финская лайка. Назвали Дамкой. Совсем скоро преподнесла подарок — девять щенят. Поражала верностью. В Вёшках стала тенью хозяина. Если уезжал — Дамку дома не найти: забьется в унынии во дворе в кустах. Всех радовала редкой сообразительностью — скажут: «Дамка, где это у нас Мария Петровна?» — тут же бежит и тащит за подол… У нее был природный дар — очень тонкий охотничий нюх. Ее не только на уток брали, ходила даже на кабана. От одной схватки с вепрем остался шрам. Умерла за два месяца до кончины своего хозяина.
А еще в дальнем огороженном углу двора кудахчут куры, покрякивают утки и забавно попискивает их желторотая детвора.
А еще умиротворяющая страсть — рыбалка. Если на пруду, то можно помечтать о сазане, как любил приговаривать: «Так, по килограмму…» Если на Дону — предел желаний — остроносая стерлядка.
Однако вся эта тишь да благодать то и дело пронизывалась токами высокого напряжения. Одни письма чего стоят — едва ли не в каждом конверте: помогите, помогите, помогите! И десятилетиями в основном одно и то же. То освободите из тюрьмы, то негде жить, то начальство поедом ест, то страну губят бюрократы, то слепцы в верхах и низах губят природу. Как раз в этом месяце приехал с Урала один старый знакомец и стал свидетелем, как вёшенец запереживал, когда вскрыл конверт с Кубани: на Азове гибнет рыба!