Но Шолохов жил в сталинском времени.
Статьи, речи, доклады Сталина… В них наказ идти к светлому будущему. В газетах, в песнях, в кино начинается возбуждение всенародного энтузиазма. И в сочинениях почти всех писателей содержится полная поддержка такого курса.
Большинство верит Сталину, что нельзя и думать жить иначе, нежели так, как им указано. Строят социализм и идут ради него на героическое самопожертвование то добровольно, то по внушению, то по принуждению.
Начинается стремительная индустриализация, в фундамент которой брошена насильственная коллективизация. Многое эту жертву оправдывает. Еще живы в памяти жизнь беднейших народных слоев при царе и разруха после мировой и Гражданской войн. Такая память легко воспринимала призывы идти на самоограничения. А разве капиталистический Запад не хотел уничтожения единственной в мире социалистической страны? Боялись — панически! — иного выбора в развитии человечества. Это тоже воздействовало на чувства и настроения.
И тут голод-голодомор. Что Сталин думает о нем? Что — Шолохов?
Писатель, наверное, поразился — вождь как раз в январе 1933 года использовал пленум ЦК, чтобы заявить в своем докладе на весь мир: «В чем состоят основные результаты наших успехов? В охвате колхозным строительством и в уничтожении в связи с этим обнищания и пауперизма в деревне…»
Шолохов-то знал, какая жуткая нуждища уже успела воцариться по донским колхозам. Далеко, ах, как еще далеко до первой лебеды или щавеля. Он, ясное дело, внимательно читал Сталина. Стало быть, по-писательски тонко заметил то, что далеко не все замечали, ибо были заворожены откровениями про всеобщие трудности: отсталая экономика, «отсталых бьют» и прочая, прочая. Вождь умалчивал о том, как и чем человек живет: чем тревожится, чем заботится, в чем бедует, будто тем самым учил не обращать внимания на беды.
Кто же заявил — вслух и для всех! — о голодоморе? Шолохов в «Поднятой целине». Здесь обозначил первую чернинку антонова огня. Интересный прием — сообщить о надвигающейся беде Шолохов поручил Половцеву: «Нами получены достоверные сведения о том, что ЦК большевиков собирает среди хлеборобческого населения хлеб, якобы для колхозных посевов. На самом деле хлеб пойдет для продажи за границу, а хлеборобы, в том числе и колхозники, будут обречены на жестокий голод».
Сталин через три-четыре месяца начнет пресекать — решительнейше! — расползание сведений о голоде. За слово о голоде надлежит приговор — «контрреволюционная агитация». В романе меж тем говорится: «По хутору поползли слухи, что хлеб собирается для отправки за границу, что посева в этом году не будет».
Так что, увы, писатель ничего не преувеличил, не придумал. В те два голодных года за границу было продано 28 миллионов центнеров хлеба. На одну чашу весов брошена смертная судьба миллионов сограждан, на другую — добывание валюты для индустриализации страны.
Шолохов мог бы удовлетвориться тем, что роман чаянно или нечаянно, но предупреждал о трагедии. Надо привыкать: политические споры с властью с каждым годом все опаснее.
Сталин, припомнив именно казачество, предопределил его судьбу в своем докладе «Итоги первой пятилетки»: «Известно, что одна часть контрреволюционеров старается создавать нечто вроде колхозов, используя их как легальное прикрытие для своих подпольных организаций».
Шолохов был свидетелем того, что случилось дальше: устроена чистка — из партрядов исключено 26 тысяч коммунистов. Десятки из них — вёшенских страдальцев — он знал в лицо и по фамилиям.
В январе 1933 года еще одно выступление Сталина: «О работе в деревне»: «В 1932 году хлеба у нас в стране больше, чем в 1931 году». Шолохову воспрянуть бы духом: может, после таких заверений последует указание передать излишки голодающим? Однако пошли иные предписания: «Первая заповедь — выполнение плана хлебозаготовок, вторая заповедь — засыпка семян, и только после выполнения этих условий можете начать и развертывать колхозную торговлю хлебом». И никаких исключений!
Читает Шолохов сталинский доклад, а не велит ему сердце оставаться лишь читателем, бьется оно в негодовании.
Из Вёшек уходит письмо другу еще по продналоговой юности, Анатолию Солдатову: «События хлебозаготовительного порядка… Район один из самых отстающих по хлебу. Обстановка необычайно напряженная… С севом будут огромные трудности, с харчевкой еще большие». С харчевкой! Предвидит писатель — не даст уборка урожая ничего. Знает об этом не понаслышке — «с мандатом райкома много ездил по району», о чем вдруг сообщила в марте «Вечерняя Москва».