В ноябре 28-го года к литературному консультанту издательства «Московский рабочий», старой большевичке Евгении Григорьевне Левицкой, искренне, даже с некоторой экзальтацией, как это бывает у немолодых евреек, влюбленной в «Тихий Дон» и его автора, пришел давний знакомец Михаила по Госиздату Феоктист Алексеевич Березовский. Он задал Левицкой неожиданный вопрос:
— Как на вас свалился «Тихий Дон»?
Евгения Григорьевна не знала, что «Тихий Дон», прежде чем «свалиться» на «Московский рабочий», уже побывал в ГИЗе и не без помощи Березовского был отвергнут, и стала увлеченно рассказывать гостю, как пришла к ней Аня Грудская, молодая, экспансивная коммунистка, руководившая сектором художественной литературы, и, сияя, сказала: «Вот прочтите эту рукопись! «Тихий Дон» — Михаил Шолохов! Не пожалеете!»
— Впечатление, и впрямь, было ошеломляющее. Все было неожиданно, необыкновенно. Описания природы, яркие картины Дона, азарт рыбной ловли, первые встречи Григория и Аксиньи, зарождение их любви и близости…
Березовский как-то кривился, слушая эти слова, но помалкивал.
— До глубокой ночи я не могла оторваться от чтения — пока не закончила всю рукопись. Ее взял у меня сын Игорь — и такое же впечатление создалось и у него. Через несколько дней Грудская приводит ко мне паренька, одетого в коричневую кожаную куртку и кубанку. «Вот это и есть автор «Тихого Дона», который вам так понравился!» — говорит. «Это — автор «Тихого Дона»? Вот не ожидала!» — удивляюсь я, глядя на него. «А что?» — спрашивает он с такой, знаете, дерзинкой и смелостью. «Я думала, что автор такого изумительного произведения взрослый человек…» — «А я?» — с некоторой даже неприязнью говорит он. «А вы, — засмеялась я, — в возрасте моего младшего сына Игоря…» Тут он тоже засмеялся. Так состоялось мое знакомство с романом и Михаилом Александровичем.
— Стало быть, вы не знаете, как он работал над «Тихим Доном», и столкнулись, так сказать, с готовым продуктом? Это была машинопись?
— Ну да. А почему вы спрашиваете?
— Ваш рассказ для меня очень важен. Ведь правду говорят: первое впечатление редко обманывает. Вот вы сказали: «Я думала, что автор такого произведения взрослый человек». Вы точно выразили то, что и мне не дает покоя. Я ведь знаю Шолохова больше вас, редактировал некоторые из его рассказов, выходивших в массовой библиотечке Госиздата. Кстати, большей частью они были написаны от руки, — выделив голосом последние слова, Березовский многозначительно посмотрел на Левицкую. — Я старый писатель, но такой книги, как «Тихий Дон», не мог бы написать… Разве можно поверить, что в 23 года, не имея никакого образования, человек мог написать такую глубокую, такую психологически правдивую книгу… Что-то неладно!
— В каком смысле? — удивилась Евгения Григорьевна. — Вы намекаете, что не он написал «Тихий Дон»?
— Знаете, — таинственно понизил голос Березовский, — мне сообщил человек, которому можно абсолютно доверять, что в газету «Правда» или в ЦК, или в РАПП приходила старушка, мать убитого белогвардейского офицера, и просила защиты прав ее сына, написавшего такую замечательную книгу.
Евгения Григорьевна засмеялась.
— Вы что? — удивленно уставился на нее Березовский. — Хотя она и мать белогвардейца, но все же, знаете…
— Да нет, я не поэтому, — спрятала улыбку Левицкая. — Я, Феоктист Алексеевич, хоть убейте, не представляю, чтобы «Тихий Дон» написал белый офицер! Это вопрос не образования и даже не литературного таланта: офицеры не работают в поле, не ловят рыбу бреднем, по-другому ухаживают за женщинами… Уж я-то в юности видела, как они ухаживают! — лукаво сказала она.
Березовский несколько раз кряду мигнул. Эта мысль была для него неожиданной.
— Да, женщины, рыбалка… — промямлил он. — А вы в поведении Шолохова не заметили ничего антисемитского? — ни с того ни с сего доверительно спросил он. — Я, знаете, в разговорах с ним замечал…