— Да нет, не угрожают! — с отчаянием воскликнул Михаил. — Есть тут такой Резник, невзлюбил он меня давно и по всякому случаю привязывается, и обязательно контрреволюцию мне цепляет. Раньше я от него отбрехивался, а теперь не получится: «экономическую контрреволюцию» углядел! Я на этот раз решил и вовсе на его вопросы не отвечать. Зачем? Бесполезно.
— Резник — это такой черный, с красными глазами? Он сам что же — из жидов?
— Да уж не из казаков, понятное дело!
— Теперь верю, что хочет расстрелять. И не токмо оттого, что он из жидов — среди них всякие бывают, а потому что из резников.
— Кто ж это такие?
— Это особое сословие у евреев, занимается убоем скота для жертвоприношений. А прежде чем убить, скажем, корову, они ее живьем обескровливают.
— Как это?
— Ставят животное в особый станок, чтобы оно не падало, и надрезают ему жилы. Когда из них вся кровь вытечет, тогда только перерезают горло.
Михаила передернуло.
— Вот таким делом и занимались предки этого Резника. Оттого, наверное, он теперь и в Чека, что их кровь в нем говорит. Только я тебе вот что скажу, возлюбленный брат мой: ты, прежде чем себя пожалеть, пожалей этого несчастного.
— Кого? — не понял Михаил. — Резника?
— Его самого. Истинно говорю: он несчастней тебя. С каждым невинно убиенным душа его все больше погружается в пучину, откуда нет возврата. Нам, православным христианам, негоже ненавидеть их — не к ненависти призывает нас Господь. От себя же скажу, что, если бы и позволено было нам ненавидеть таких, наша ненависть нипочем не переборет ихнюю. Нам заповедано побеждать любовью.
— Что же мне — пойти к ему и сказать: «Я люблю вас, Илья Ефимович!»? Что нам это даст? Вот если бы он сидел здесь, а я там, наверху, то я бы мог его пожалеть. А так…
— Сильному слабого пожалеть легко, а ты попробуй пожалеть сильного! «Сила Божия в немощи совершается». Господь ждет от нас не телесной силы, а силы духа. Ты сильнее любого Резника, если можешь пожалеть его. Ему и знать-то об этом необязательно, главное, чтобы твоя молитва дошла до Господа, а тогда, глядишь, Господь и вразумит изувера. Не виноват же он, что в резниках родился. Сказано ведь: не будет Царства Божия, пока и евреи не обратятся.
— Не понимаю я этого еще, батюшка, — устало промолвил Михаил. — Евреи… обратятся… Жалеть их нужно… Я, наверное, слабый духом.
— Да нет, — с уверенностью сказал отец Михаил, — ты не слабый духом. Маломощных казаков ты пожалел, а ведь, наверное, мог бы не жалеть, награду какую-нибудь от начальства бы получил. На вопросы отвечать отказался — а это тоже непросто, ведь всякий хочет себе как-то прощение выговорить. Опять же — не плачешь, не катаешься по земле, хотя знаешь, что тебя расстреляют. Я и сам вижу, что ты не из богомольцев. Но душу от предков ты наследовал христианскую, а это, скажу я тебе, ныне покрывает недостаток благочестия. Ведь церкви православные того гляди закроют, могут даже дома запретить молиться. Кто-то уйдет в пещеры, в катакомбы, как в языческом Риме, будет молиться за многострадальную Родину нашу, а кто-то, памятуя, что всякая власть — от Бога, будет служить ей, не упуская случая делать добро. По всему видать, твой путь — последний. На нем найдет применение твоя христианская душа. Но этот путь — трудный. Резников ты еще повстречаешь великое множество. Не отчаивайся, привыкнешь. Чтобы жида перехитрить, надо быть семи пядей во лбу, но есть у них, включая и выкрестов, один недостаток — нетерпение. Надобно их перетерпеть. Не открывайся перед ними, и не только перед ними, но и перед их челядью, которая порой хуже всякого жида. Не озлобляй их, старайся платить добром за зло, но делай всегда все по-своему. Только так ты и победишь. Думается мне, теперь тебя не расстреляют и даже долго сидеть ты здесь не будешь. Но человек предполагает, а Господь располагает. Казнили людей и моложе тебя — взять хотя бы цесаревича Алексея. Поэтому покайся мне, раб Божий, в своих грехах.
Михаил сбивчиво, заикаясь от смущения, начал каяться. Исповедовался он последний раз еще до того, как сошелся с распутной Марьей, а были после этого еще и жалмерки, и лишенная девичьей чести гордая Настя, и созданный им образ попа, прислужника белых, в пьесе «Генерал Победоносцев», не говоря уж о грехах помельче — табаке, самогоне… К концу исповеди покрылся он обильно потом, несмотря на то, что в сыром подвале было совсем не жарко.
— Вот, брат мой Михаил, — тихо говорил отец Михаил, приняв его покаяние, — ты, наверное, когда сидел один, думал: за что же это все мне, такому молодому? А ты, даром что молодой, и нагрешил немало. Как влага сочится из сосуда, который дал трещину, так и благодать уходит из души, подверженной греху. Бойся потерять душу христианскую. Никто тебя тогда не защитит. Теперь пришло время великих соблазнов, и редкий мирянин может сохранить себя в чистоте. Да и кто без греха? Но помни: даже если и оступился, дальше по этой дорожке не ходи, ждет тебя там погибель. Мы перед Резниками беззащитны, когда ослаблены грехами нашими. Ну что же, раб Божий, будем отходить ко сну? Утро вечера мудренее, как издавна говорили на Руси.