Я развлекла его рассказом о своих родителях, художниках-отшельниках на Среднем Западе. Я решила скрыть некоторые факты: ему ни к чему было знать, что «искусство», которым занимались мои родители, — это варенье из ежевики.
Когда разговор слегка замедлился, он повернулся ко мне и положил голову мне на плечо.
— Ах, Хили, — сказал он таким голосом, что сердце мое затрепетало. — Я должен тебе признаться. — Он поднял голову и посмотрел мне прямо в лицо своими глазами с поволокой.
Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— В чем? — спросила я, чуть не плача.
— Ты такая красивая, — сказал он. — Я так хочу тебя. — С этими словами он просунул руку в вырез блузки и обхватил ладонью мою грудь.
Я чуть не задохнулась от прикосновения его теплой ладони, такого интимного и неожиданного, что оно пробудило во мне глубокую и нежную страсть. Он припал к моим губам в долгом поцелуе, слегка покусывая их и поглаживая мою грудь, словно определяя ее размер. Со вздохом я прижала ладонь к его джинсам и с удовлетворением оценила напрягшийся член. Да, он действительно хотел меня. Я почувствовала возбуждение. Мне не доводилось заниматься любовью со знаменитостями, и его слава словно окрашивала все происходящее в особые цвета.
Он расстегнул еще одну пуговицу на моей блузке и припал губами к моей груди, посасывая сосок. Я испугалась было, что кто-нибудь увидит нас, но свет был такой тусклый, мы сидели в темном уголке, и вообще было так хорошо, что я закрыла глаза и перестала беспокоиться. От груди он снова вернулся к моим губам, и мы бурно целовались и ласкали друг друга, и он расстегнул джинсы, чтобы я тоже могла прикоснуться к нему. Я принялась исследовать предоставленную расстегнутыми джинсами территорию, скользя рукой сверху вниз по твердому гладкому члену.
— Это так… — он с силой втянул воздух сквозь стиснутые зубы, полузакрыв глаза, — так приятно, когда ты касаешься меня. — Он приподнял бедра, и его напрягшийся член буквально высунулся наружу из брюк.
Значит, Антонио тоже обошелся сегодня без нижнего белья. Он предполагал что-то в этом роде. Это соображение добавило мне уверенности. Он хотел заняться со мной любовью. Антонио Лопес действительно хотел меня. Одна мысль об этом довела меня почти до оргазма.
Я ощутила, как напряглись все мои мышцы в нетерпении отдаться ему прямо здесь и сейчас. Я знала, что это невозможно, особенно со всеми этими рыскающими вокруг фоторепортерами. Но жар в крови отнюдь не способствовал здравому смыслу, а Антонио, казалось, вообще не беспокоило то, что он сидит с расстегнутыми штанами.
Что я могу сказать — страсть вообще безумна.
— Послушай, — прошептала я, стиснув его покрепче. — Я хочу тебя. Но не здесь.
Он провел рукой по моему бедру вверх до молнии и вцепился в пряжку ремня. — Пойдем отсюда, — сказал он. — Поедем ко мне?
— Да, — прошептала я и поняла, что буду повторять ему это слово постоянно. В нашем будущем это слово будет звучать очень часто.
Мои друзья понятливо улыбались, когда Антонио вел меня мимо танцпола к выходу. Я улыбнулась в ответ, радуясь тому, что все взгляды привлечены к нам. Мы были знаменитостями на этом вечере.
Как только мы появились на автостоянке, на боковой дорожке показался какой-то человек, и Антонио схватил меня за руку.
— Хили! Папарацци!
Я сделала вид, что пригибаюсь, а на самом деле придвинулась поближе к Антонио, млея от одной мысли о том, что попаду на фотографию вместе с ним. Кто что скажет, если наша фотография появится в журнале «Новости в мире «мыльных опер»»? Мы были звездами телесериала, и у нас был настоящий роман, и мне нечего было стыдиться.
Конечно, он отличался сексуальной притягательностью, но для меня Антонио значил больше, чем просто секс. Я чувствовала, что каждое его прикосновение преображает всю мою жизнь.
Вот из такого материала и делают «мыльные оперы».
28
Алана
Обычно мне требуется не больше пяти минут, чтобы оценить собравшихся на любом мероприятии, будь то светский раут или пляжная вечеринка. Там могут быть светские бездельники, вырядившиеся под панков; бизнесмены, одетые более традиционно, но все равно снобы; городские антимодники из числа тех, кто думает, что моду можно отрицать, напялив шапки дальнобойщиков; дебютантки из высших кругов, которых ожидает преждевременная старость из-за сухой кожи и неверных мужей; телевизионщики, которые жаждут стать киношниками и обычно примазываются к киношникам, а те, в свою очередь, утверждают, что телевидение — это отбросы искусства, кормящиеся корпоративными подачками…