– Спасибо, все было вкусно, – коротко поблагодарил он жену, – хорошо поработали. К воскресенью точно закончим.
Супруга была согласна с мужем: работа, так же как и вся их семейная жизнь, ладилась. Вот только три месяца назад заминка одна произошла: забеременела Анна. После долгих сомнений и раздумий супруги пришли к очень трудному решению – не время сейчас для еще одного ребенка. Денежной работы нет. В агрофирме даже их мизерную зарплату уже полгода не выплачивают. Во всей деревне вместе с грудничками и старухами и ста человек не наберется. Вымирает Погибловская. Не ценится крестьянский труд, а за гроши никто уже работать не хочет, вот и уезжают молодые в город. Те, кто остался, живут натуральным хозяйством, да кое-что из выращенного продают на рынке. Куда уж сейчас пополнением обзаводиться? После долгих и тяжелых раздумий Анна решилась на аборт. Николай не подталкивал ее к этому решению, но и не отговаривал, и в назначенный день проводил жену до автостанции, а сам остался с сынишкой «на хозяйстве».
Молодая здоровая женщина быстро восстановилась после болезненной операции, а время, чистый воздух и живописная природа: речушки, поля и рощи делали свое дело, вселяя в эту семейную пару свойственным сильным людям оптимизм: мы еще молодые, заведем еще деток, и не одного!
Вернувшись с поля и отперев ключом дверь, супруги вошли в дом. В комнате было тихо, и это сразу насторожило родителей. Где их неугомонный веселый Ванятка? Почему не выбегает навстречу? Не теребит мать за подол в надеже получить гостинец… Наскоро осмотрев спальню, комнаты, кухоньку родители совсем было ополоумели от страха и остановились в растерянности, как вдруг услышали какой-то звук, не то плач, не то скулеж, едва различимо доносившийся со стороны большой русской печи. Рывком отодвинув занавеску, Николай увидел сынишку, забившегося в самый дальний угол лежанки. Мальчик сжался в комок, подобрал колени и уткнулся в них лицом. Вытащив Ваню из укрытия, испуганный отец передал сына матери, сразу же покрывшей все его заплаканное лицо поцелуями и запричитавшей:
– Ну, что ты? Что случилось? Ох, и напугал ты нас с отцом!
С трудом успокоив мальчика, взрослые вернулись к своим делам, а сынишка все время крутился рядом, стараясь находиться возле матери. Ближе к вечеру, перед сном, укладываясь в кровать, он жалобно попросил:
– Мама, не оставляйте больше меня одного! Анна в недоумении уставилась на него.
– Не оставляйте! – просительно повторил мальчик, заглянув ей в лицо ясными голубыми глазами и пояснил, – а то она меня съест.
Отец и мать подавленно переглянулись, не зная, как реагировать, что ответить малышу.
– Кто? Ты что-то видел? – настойчиво попытался выяснить Николай, но Ваня уже замкнулся в себе и отвечать не хотел.
Едва дождавшись, когда ребенок уснет, Анна сразу же вернулась к беспокоившей их теме:
– Кто его мог напугать? Может, он тоже слышал эти странные крики?
– Не знаю… – в раздумье протянул Николай. – Может, мультиков насмотрелся, а сейчас мерещится всякая ерунда, монстры…
– Может быть, – неуверенно согласилась с ним жена. – Надо завтра ему побольше игрушек оставить, сладостей, чтобы не пугался.
На этом и порешили.
На рассвете следующего дня, отправляясь на сенокос, мать подтолкнула маленькое ватное одеяло с боков, натянула его на детские плечи сына – пусть дольше поспит и, неслышно ступая, вышла из спальни. Закрыв замок уличной двери, чтобы Ваня не выбежал во двор, полный опасностей для трехлетнего ребенка – один колодец чего стоит, супруги направились к калитке, открывавшей путь в лес, к полю. Анна обернулась назад: что-то тревожно саднило в груди и звало ее вернуться обратно, к Ване, но переборов минутный неосознанный приступ страха за сына, жена догнала ушедшего вперед супруга и присоединилась к нему.
Дом Чаплыгиных стоял на краю деревни. Широкая тропа вела от дома к лесной речушке, превращавшейся летом в неширокий ручей, впадающий в небольшое заболоченное озерцо. Дальше тропинка петляла среди деревьев и кустарника вытянутой в длину рощицы и минут через десять неспешной ходьбы выводила на широкое поле. Эти поля, когда-то совхозные, сейчас были заброшены и, никем не обрабатываемые, заросли высоким сочным разнотравьем – лучшим кормом для домашней скотины.
Хорошо поработав и утолив голод, так же как и накануне, супруги стали собираться домой, как вдруг… снова раздался громкий жалостливый детский плач, а через минуту – пронзительный, душераздирающий крик. Охваченные ужасом, предчувствуя недоброе, они схватили свой скарб и побежали к дому. Пока бежали через рощицу, детский плач и всхлипывания прекратились. Открыв замок уличной двери, вломились внутрь, и… снова их встретила гнетущая тишина. Но, наученные горьким опытом, родители быстро обнаружили сына там же, где и вчера – на лежанке печи, в самом дольнем углу.
Мальчик выглядел зареванным и напуганным пуще, чем раньше. На настойчивые расспросы не на шутку встревоженных родителей отвечал лишь:
– Она снова плиходила… хотела меня сожлать, но я залез на печку, и она меня не достала. Не оставляйте меня одного, она меня сожлет!
– Да кто «она»? Ваня, кто? – безуспешно допытывались супруги, добившись лишь обратного – сын закрыл лицо руками и уткнулся головой в грудь матери.
Вечером, уложив кое-как успокоившегося ребенка спать, муж и жена в смятении пытались найти объяснение происходящему. Однако как не пытались, ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на эту загадку, они не придумали. Угадывалась какая-то зловещая связь между воплями на болоте и сильным испугом мальчик, но какая?
– Один день осталось, один день! Завтра все сено вывезем с поля, и уже не надо будет уходить надолго из дома, – как заклинание повторял Николай.
Ранним утром на следующий день, поцеловав в лобик спящего сынишку, Анна прошептала еле слышно:
– Сынок, потерпи, пожалуйста… всего полдня, к обеду вернемся…
Работа спорилась: погрузчик быстро грузил стогованное сено в большую тракторную телегу. Николай вилами помогал, поддерживал сползающие пласты с высокого борта, перекидывал обратно в кузов выпавшее сено; Анна граблями быстро подбирала то, что не мог взять погрузчик и прибирала остатки сена за мужем. Работать надо было быстро – каждый час аренды погрузчика стоил дорого. Наконец, закончив, и едва вытерев с лица пот, супруги без передышки, покидав инструмент в телегу, не дожидаясь, когда трактор развернется в сторону деревни, зашагали домой.
Напряженный труд отогнал вчерашние страхи и ночные кошмары, беспокойство за ребенка притупилось. Более того, обеспечив свое хозяйство сеном на весь следующий год, супруги почувствовали неимоверное облегчение от свалившегося с их плеч груза и радостно строили планы на будущее.
Они быстро пересекли рощицу и миновали заросшее тиной и камышом с кувшинками озерко, как внезапно остановились от… отчетливого детского плача за спиной. Что за зверь или птица могли издавать такие звуки?! Николай решительно развернулся в сторону болотца и собирался раз и навсегда прояснить природу этих пугающих воплей, но жена, крепко схватив его за руку, отчаянно потащила в противоположную сторону. В это время плач сменился на леденящий кровь хохот:
– Э-х-х-хе-хе, эх-хе-хе! О-о-о-х-хо-хо! О-о-о-х-хо-хо! И больше не мешкая, люди побежали к своему дому.
Мертвая тишина пустых комнат встретила их и на этот раз. С бухающим, готовым не то остановиться, не то, наоборот, выпрыгнуть из груди через горло сердцем, Николай осматривал одну из них за другой – сына нигде не было видно. Анна, закусив кулак и из последних сил сдерживая рыдания, следовала его примеру, проверяя другие помещения. К печи они кинулись первой, но на этот раз их ждало парализующее волю разочарование – лежанка была пуста.
Обессилено усевшись на стулья, супруги решили перевести дух: