— Ты говоришь как Димка.
— Разумеется, — соглашаюсь, — весь мир его цитирует.
— Я ему говорю: "Ты сперва возлюби, а уже потом паразитируй на моих недостатках и слабостях!", а он смотрит на меня бесчувственно, как вирус, и отравляет мое здоровое состояние. А вчера заявил: "Продажа принципов подразумевает получение комиссионных". Что он имел в виду?
— Что вы квиты.
— Ах, так? — Возмутилась Марина, вмиг позабыв о слезах. — Я его раскрутила, я и закручу! Я закачу его карьеру!
— Не волнуйся, — говорю, — тебе и делать ничего не нужно.
— Сломанную жизнь травмой не признают, — негодовала она. — Но я вышвырну из себя все, что он изгадил.
— Например?
— Душу!
У меня еще оставалась початая бутылка рябины на коньяке, и я предложил ее несчастной. Марина залпом выпила полстакана. Поморщилась:
— Как ты ее пьешь?
— Без удовольствия.
Выпив еще столько же, она вроде бы смягчилась:
— А если он перебесится? Подцепит какой-нибудь трепак и вернется?
— Уж это тебе решать.
— Прости, — вздохнула Марина, — я была не права: ты — не вполне законченный подонок.
— И на том спасибо.
— Есть у меня один знакомый, — продолжила она, — администратор Людвиг. Невообразимый кекс! Ему нужен ведущий на девятое мая. Запиши его телефон. Но имей в виду: не пытайся испортить ему настроение.
— Боже упаси! А почему?
— Потому что оно у него всегда отличное. И даже гадости он делает весело и задорно.
— Спасибо, что предупредила.
— Не за что. И запомни: когда не козлят, мое добро всплывает наружу.
По телефонному разговору мне показалось, что Людвиг чего-то нанюхался или накурился. Его нездоровый смех нещадно клокотал в моих перепонках:
— Чудесненько! Марина мне о вас говорила только хорошее. К примеру, что вы — весьма жизнеспособный негодяй, этакий верх низости!
"На себя бы посмотрела, — думаю, — дочь поролона и пенопласта".
— Это изумительно, — хохотал он в трубку. — Завтра в полдень в кафе на Старом Арбате я намерен выпить чашечку кофе. Там варят грандиозные кофейные зерна. А вы?
— Я тоже грандиозен, — отвечаю. — Особенно, когда выпью.
— Кофе? Вот и договорились. Непременно приходите, буду рад…
В условленное время я сидел в кафе за столиком, а напротив меня громоздился солидных размеров лысый толстяк в отутюженном коричневом костюме. Его круглое лоснящееся лицо излучало неземное блаженство; небесного цвета глаза светились райским счастьем, а певучий тенорок щебетал на тему погоды:
— Неподражаемая весна, Александр, исключительно великолепная погода. Вы не находите?
— Нахожу, — растерялся я. — Роскошная погода с восхитительными тучами и потрясающей грозой.
— Как только я вас увидел, мое настроение тут же приподнялось, — сообщил он. — Поэтому зовите меня свободно: Людвиг без отчества.
— А меня, — говорю, — можно просто свистнуть при наличии работы.
— Кстати, о ней. В День победы в сквере у Большого театра будет концертная программа. Деньги, правда, небольшие, но замечательные. Я готов вам поручить провести этот концерт. Там будут удивительные "звезды", колоссальные ветераны и умопомрачительные прохожие! Начало в одиннадцать утра. Что скажете?
— Бесподобно! — Меня заразила его манера восхищаться. — Но хотелось бы узнать, насколько обворожительна предлагаемая вами сумма?
— Не обижу, Александр, не обижу! — Людвиг дернулся на стуле, но тут же вернулся в привычное состояние. — Вот вам симметричный ответ на конгруэнтный вопрос: исключительно достойные купюры!
— А какова программа? — спрашиваю.
— О! Программа бескомпромиссно праздничная и антифашистская. Там будут даже цыгане! — Он произнес это с такой смелой гордостью, будто мы собирались выступать перед Геббельсом.
— Убедили, — согласился я, — тем более что мы в долгу перед ветеранами.
— В абсолютно неоплатном, — уточнил он. — Моему деду, например, повезло — не то, что мне: его сразу убили.
— Простите?..
— Он воевал в армии Власова и, погибнув, избежал плена.
— А вы что же, отсиживались в тылу?
— Я тогда еще не родился. Меня пленили в семьдесят восьмом, — торжественно произнес Людвиг. — Но кто виноват, что в СССР выпускали хреновые джинсы? Теперь все вокруг торгуют, а мне пришлось за это сидеть. Кстати, вы курите?
— Грешен, — отвечаю.
— Сделайте одолжение, закурите! Обожаю, когда кто-то рядом курит. У меня тут же поднимается настроение: курящий гробит свое здоровье, а я — нет. Отлично, не правда ли?