— Это труднее сделать, чем ты думаешь, — говорит он, отпуская шутку, от которой у меня сразу покалывает в легких.
— Но я нервничаю — или боюсь, на самом деле, — это то, что я сказала, что люблю тебя там, а ты тоже сказал это только для того, чтобы подшутить надо мной. Теперь у меня большие мультяшные глаза — я это чувствую.
Натан улыбается, показывая едва сдерживаемое веселье.
— Ты шутишь? — Он делает нервный шаг в сторону и неловко проводит рукой по волосам. — Ты думала, что я мог пошутить над тобой, сказав, что люблю тебя?
— Да. Тебе не нужно постоянно повторять это.
— Я делаю. Потому что если бы ты была в моей голове, ты бы увидела, как сложно понять эту концепцию. Бри, я… — Его голос прерывается, а потом он замирает. Он сдувается с резким вдохом. — Садись, — командует он, а затем исчезает в своей гигантской гардеробной.
Я сажусь на кровать и подпрыгиваю коленом. Затем я понимаю, что сижу на кровати Натана — чего никогда раньше не делала — и вскакиваю, как будто это только что обожгло мне ягодицы. Я заставляю себя снова сесть и обдумать это как взрослая. Я в постели Натана. В его комнате. Он любит меня. Нет, видишь? Ни одна из этих абстрактных идей не проникнет. Я слишком долго полагала, что он не заботится обо мне, кроме дружбы. Это все, что я знаю. Как я должна переучивать свои мысли?
Натан возвращается в комнату, и если он замечает, что я едва касаюсь его матраса щеками, то не показывает этого. Его внимание приковано к коробке из-под обуви в его руках. Он выглядит нервным, может быть, даже немного больным, когда протягивает его мне. Когда я пытаюсь взять его, он не двигается с места. У него так сильно белеют костяшки пальцев на этой штуке.
Я хрюкаю.
— Натан, ты хочешь, чтобы я заглянула сюда или нет?
— Нет, — говорит он совершенно серьезно. — Я имею ввиду да. Но нет.
Я немного отодвигаюсь.
— Ну, теперь я в ужасе. Что у тебя здесь? Кости? Бесконечные фотографии мочек ушей? Я буду бояться тебя после того, как подниму эту крышку?
— Вероятно.
Он слегка вздрагивает, а затем отказывается от коробки.
Я осторожно кладу её на кровать (потому что кто знает, что здесь находится и насколько хрупки тысячелетние кости) и осторожно поднимаю крышку. Я готовлю свой позвоночник к тому, чтобы что-нибудь выскочило наружу, потому что он подготовил меня на ноль процентов к тому, что на самом деле здесь. Ящерицы? Может быть, он держит в шкафу коробку с мотыльками, и когда я ее открою, они выскочат наружу и перебьют мои дыхательные пути.
Это ни то, ни другое.
Когда крышка снята, мне требуется секунда, чтобы понять, на что я смотрю. Натан отходит от меня, крепко сжимая затылок рукой. Я опускаю пальцы внутрь и вытаскиваю… свою резинку для волос . Солнечно-желтую резинку для волос, которую, как мне казалось, я потеряла после Текила-гейт несколько недель назад. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Натаном. Похоже, он собирается блевать. Его кулак прижат ко рту, а глаза прищурены. Бедняжка действительно переживает сегодня вечером уязвимость.
— Это моя резинка для волос, — говорю я, поднимая ее для подтверждения того, что то, что, как мне кажется, я вижу, на самом деле правда.
Он дает мне жесткий кивок.
— Ты сняла её и оставила на столе той ночью. Я сохранил ее. — Он указывает на коробку глазами. — Продолжай идти.
Натан снова начинает ходить взад-вперед, время от времени поглядывая на меня так, будто кто-то может наблюдать за хирургической операцией, которую ему пришлось посетить. Затем я нахожу салфетку для коктейля с отпечатком моей помады с той эпической ночи с срыванием постеров. Затем я швырнула ему на диван оранжевую звездную вспышку.
Чем глубже я захожу в ящик, тем больше узнаю то, чего не видела годами. Билет на концерт Бруно Марса, на который он пригласил меня на мой день рождения (и дал нам пропуск за кулисы, который он притворился, что случайно нашел на тротуаре, потому что я никогда не позволяю ему покупать мне экстравагантные вещи). Ближе к низу я нахожу обертку от жвачки с моим номером телефона, нацарапанным на ней из старшей школы. Я помню этот день, как будто это было вчера. Мы впервые бегали вместе в то утро перед занятиями. В тот день в классной комнате он спросил меня, не хочу ли я когда-нибудь снова побегать вместе. Конечно, я сказала да, и мы обменялись номерами. Однако я не сохранила листок бумаги, который он дал мне со своим номером, и теперь я чувствую себя ужасно неромантичным монстром!