“Дзинь”, - вилка передала мое приподнятое без причины настроение. “Дзинь”, - повторила Буля.
Кажется, мы понравились друг другу.
,,Странная Лесли,, состояла из Бультерьерочки, кухарки-филлипинки, периодически приходящего Анри, статного темнокожего студента из Ганы, которому было некуда себя пристроить вечерами после пар, сестры-лесбиянки-соседки, которые относятся к той категории актеров, которым важно просто написать в резюме ,,актриса загадочного жанра,, и вы, бесчисленные самки, разгадайте-ка загадку,и пригласите на кофе. И все. Хотя нет, есть ещё рыжий кот, но последние недели он стал активно пропускать репетиции, увлёкшись соблазнами тёплых ночей в верхнем городе. Мы договорились работать моим методом: без репетиций идти к зрителю, и говорить-говорить-говорить. Лишь фабула в голове, а фабула в этот раз такая: в глубокой колумбийской деревушке смазливая юная Лизабетт выходит замуж за пестрого гангстера Ричи. И все у него, как у гангстера: смазанный ствол, зеркальные литые очки, планы ограбить губернатора и построить памятник Робин Гуду. Нет только денег. Даже пули - в долг. Лизабетт недоумевает: в ее подростковом нежном мире грабители правят бал, рассекают на дорогих авто сквозь кривые линии трущоб, обедают в ресторанах с музыкантами и банкирами, загорают на золотом песке и периодически кого то убивают. А Ричи? Ричи - высокий, с уложенной липким дешевым гелем чёрной шевелюрой, в велюровой поношенной темной рубашке без карманов - конечно звезда квартала, но звезда, которая сиет лишь при ком-то (например, при ней), а сам по себе интереса не представляет. Он ходит на дело с Куком и Доком, парнями постарше. Ему доверяют самое ответственное: отвечать на звонки Куку и Доку на их мобильники, мол, на тренировке, да, это тренер, да, до свиданья. Ричи не доволен своим положением, но его никто не спрашивает. ,,Нужен ли он мне? , - каждый утро перед зеркалом спрашивает себя девушка, и, пару секунд потянув паузу, соглашается со своим вчерашним ответом: нужен. Пойди найди ещё того, кто при тебе так сияет, как Ричи при ней. И живут. Рано утром в субботу, после дискотеки, Ричи делает Лиз предложение - и она соглашается. А свадьба что? Свадьба - отличный повод пустить всем пыль в глаза, даже если пыль - в кредит. Денег нет, и тут выпадает шанс: толстый грубезный сын мясника заканчивает школу и ему нужно с кем то танцевать на выпускном. Толпа желающих равна нолю, и ,,Почему бы тебе не пойти со мной на выпускной, долларов за 300?,, Сошлись на 500. А что, это выход. Ричи терпит унижение и, забившись в угол школьного зала, наблюдает неловкие па очаровательной пары Лиз и Кабана. Деньги заработаны, цветет сирень, ночи короткие, кто не успел - приходи завтра. Мелкая ссора из-за денег перерастает в убийство Лиз. Кабан знает, что это Ричи, и, подкараулив возле паба, вонзает в него нож. Тот падает, из кармана брюк выпадают мятые доллары, ровно 500, которые Кабан тут же просаживает в пабе с шерифом. Бармен любезно возвращает 500 зеленых Кабану - ,,из уважения к его отцу и за все то, что ты для нас сделал,,. На утро шериф выносит вердикт - ситуацию с Ричи до суда не доводить, разобраться своими силами. Своими силами шериф медленно пересчитывает 10 бумажек по сто долларов, любезно принятых от Кабана, возвращая тому пять мятых купюр по сто под предлогом, что ,,здесь многовато,, , которые довольные партнёры тут же просаживают в пабе,,. Шериф получает наградной складной ножик от префекта округа за борьбу с ганстеризмом, чем укрепляет свою власть в фавеллах, местные молчат, души Ричи и Лиз переносятся в рай и встречаются на пятничной дискотеке. Что они скажут друг другу? Простят ли друг друга? Вспомнят ли о 500 долларах? Доброе пожаловать в Странную Лесли. Сегодня в 19.00. Вход 80 гонконгских немятых долларов.
Как я и ожидал, мы справились хорошо. То ли под вывеской театр публике абсолютно все равно, что ей покажут и на что хлопать, то ли мы действительно были в ударе. А мы правда были. После представления, публика, как ливень по водосточной трубе, начала стекаться на узкую квадратную площадку перед лифтом, который, словно изголодавшийся дракон из древнего эпоса, крупными кусочками-группами всасывал в себя ярких звонкоголосых индивидуумов-театралов. Самые разгоряченные бежали вниз по старой скрипучей деревянной лестнице, не желая ждать лифт. Пары среднего возраста вельможно игнорировали суету и пережидали ажиотажный исход в зале, атакуя мириадами запросов слабенький вай-фай. Вскоре ушли и они. Разошлись актёры, кот так и не объявился. Перебарывая сон и скуку, гремучую смесь всего накопленного, как алкоголь, за бесконечные полусонные недели, я предложил Буле прогуляться. Она кивнула, накинув на плечи широкий бежевый плащик, размера на четыре больше. Супердлинный пояс плёлся хвостом по лестнице, через холл, по улице, увлекая за собой свои собственные отражения в витринах аптек, обменников, фаст-фудов и химчисток. Мы проехали до HKU на метро, и серпантинами пробивали себе пеший маршрут сквозь ряды аккуратно припаркованных авто и стеклянных автобусных остановок, спешащих домой оживлённых граждан, продавцов лотерей и закрывающиеся на ночь раскладки с часами и книгами. Университетский эскалатор, целый каскад серых дрожащих движущихся лестниц, увлёк нас на самый верх вулкана холмисто-обрывистого района, и бросил - как бросают монету 10 центов на асфальт - любоваться разноэтажным кубичным неуклюжим городом внизу, который звенел, гудел, рычал, выл, сигналил и шелестел всеми доступными в этом регионе достижениями цивилизации и человеческой активности. Свесив ноги с бетонного парапета, я уткнулся руками в неглубокие карманы джинс, Бультерьерочка достала из плаща термос и зажала его вытянутый глянцевый цилиндр пальцами обоих рук, как ракету перед запуском.