- Веревочный парк, ***дь, - крутилось в голове и, ***дь, неловко вылетевшее из моего рта, стальным звуковым шариком ударилось о грубый серый пол, и растворилось в картонных стаканчиках с недопитым кофе.
- Кто здесь, ***дь?
Из дальнего угла, а там тоже стоит красный диван, но поменьше (заметил его только сейчас), показались белые ступни, затем длинные ухоженные ноги, потом обнаженная зона бикини, животик с татуировкой в виде россыпи звёзд, грудь, янтарный кулон на шее, рот и большие зеленые глаза. Глаза были сонные и неприветливые.
- Это ты тут орешь, ***дь?
- Я, ***дь.
- А, ***дь...
- Ага, ***дь.
Девушка медленно осмотрела меня сверху вниз, затем ещё раз - также. Сделала вид, что не узнала. Или мне так показалось.
- Я тебя сразу узнала, - сказала она когда мы уже сидели на красном диване, том большом, в центре комнаты по свисающей лампочкой-грушей без абажура.
- Ты умничал о японском искусстве, и не заплатил за кофе.
- ???
- Да, ты Wechat проверь, халявщик. Я пока за сигаретами на кухню схожу.
Она права. Не ввёл пароль.
- Ты вообще странный пассажир, - чиркнула она розовой спичкой, и затянулась, - я работаю в Старбаксе, а не в центре современного искусства имени тупоголовых богатых прожигателей жизни, - зачем мне твои лекции о том, что красное - это желтое, а трусы надо носить на талии, а не на голове?
Она вообще никак не носила... Молча курила, а я молча рассматривал приоткрытый коробок спичек в маленьком женском кулачке. Серные головки были предсказуемо коричневыми, а ножки - разноцветными: розовые, желтые, чёрные, зеленые, три-четыре оттенка красного, фисташковые...
- Это я вчера... На смене делать было нечего... , - поймала она взгляд, - Заходили адекваты... платили и уходили.
,,Не то, что ты!,, , - носил сквозняк по комнате скрытый здравый смысл.
,,Не то, что я,, - мысленно соглашался я.
- Акварели? - Лак для ногтей...
- А почему ты без белья? - Могу надеть, - равнодушно бросила она в никуда.
- Каролина!
Из кухни зашуршали скорые шаги. Бум-бумс, - наверное дверь задела, или тумбочку. В проходе появилось грузное неповоротливое тело кухарки-бой-бабы.
- Où est ma nouvelle lingerie que Marcus a apportée de Séoul ? Violet...
- Violet? Comme je me suis souvenu, vous avez emballé des cookies dedans et lui avez renvoyé. Le vendredi.
- Oh mon Dieu, vous avez raison. D'accord.
Бой-баба хмыкнула и пошла на кухню.
- Значит, не в этот раз, чувак.
Длинные пальцы оставили сигарету тлеть на подносе, осыпая хрупким крупным пеплом стальную гладь, дым перебивал вязкие сладкие ароматы из кухни.
- Это тебе, - протянула она коробок с цветными спичками, - жги и рассматривай свои японские картинки.
- Бультерьерочка, - приятным дружеским тоном, первый раз за все общение, сказала она и протянула руку с крупицами пепла на пальчиках.
- Андрис Иннер Клаудз, - ответил я.
На столике перед диваном запищал маленький розовый игрушечный единорог.
- Го обедать!
Под языческое жжужание кухарки и неизвестно откуда играющее радио, Бультерьерочка жевала бутерброд с салями, иногда отвлекаясь на глоток колы лайт, почему-то налитой в глиняный кувшин, и, решительно проглотив последний кусочек сендвича, отложила широкие белые листы с текстом в сторону.
- Твоя пьеса похожа на сценарий провинциальной квир-вечеринки. Правда. Девочка эта, - жевала и говорила Буля, - такая вся ... с деструктивной психикой. Честно. Как Лиля Брик.
- Причём здесь Лиля Брик?
- Ну, слушай, о чем мечтает женщина в отношениях? Что ей попадётся вполне годный сапиенс, достаточно контролируемый, чтобы с ним было комфортно просыпаться утром, в меру яркий, чтобы удивлять и дразнить ее подруг, в меру креативный, чтобы не работать 40/5/8 и уделять больше времени ей, и в меру странный, чтобы это можно было хорошо продать: художник, писатель, блогер, да кто угодно. А секс... ну тут у каждого свои предпочтения, тут Лиля Брик бессильна. У тебя же здесь Пьеро, сублимирующий на Мальвину, которая даже не обещала выпить с ним чаю на даче родителей. И, собственно, полумертвая Мальвина.