- Тогда едем! .... у нас??
- Увидишь...
И, бросив короткий взгляд на меня, поправился.
- ... увидите.
Натянув на веснушчатое юное лицо маску винтика в тотальной системе вселенского гамбургера-орангутанга, Огний сполз с дивана и растворился в коктейле из запахов масла для жарки картошки, шипения автоматов с кока-колой и разговоров по рации менеджера куба-ресторана. Мы пошли гулять.
Весь день мы слонялись по городу, фотографировали влюбленные кошачьи парочки на скамейках во дворах, балконы с артефактами эпохи неолита, прокатились на старой Волге по индустриальным окраинам с рыжими облаками и кирпичными трубами, заехали в местный музей - абсолютно контрастирующий с грозным промышленным городом своей подчёркнутой интеллигентностью, забрались на лиловый неизвестной породы террикон и долго рассматривали с него город, заедая остывшими сплюснутыми гамбургерами едкий химический запах, висевший в атмосфере. Непроходящий. Царапающий лёгкие. Кислый, липкий, терпкий.
Когда солнце начало садиться в грязную тучу инфраструктурного смога, мы сползли по склону вниз, выйдя через пару минут к автобусной остановке. Переоборудованный из грузового в пассажирский микроавтобус небезопасно быстро домчал нас до площади Гагарина. Покурим... Стружка табачного дымка рассасывалась в опускающемся на город вечере. Периодически возле нас замирали в многозначительном ожидании разнокалиберные такси, надеясь перехватить у хромых медленных троллейбусов. Курить, сидя на бордюрах - коммерциализированная привычка. Хулиганская поза. Развязная. Ты чреват проблемами, и потому тебя стараются избегать моралисты-прохожие, твои бывшие учителя младших классов и участковый, который полгода как выпустился из полицейской академии, рассчитывает на скорый карьерный рост и также не ищет себе проблем. Курить на бордюрах - грамотная социальная позиция, эффектный нон-конформизм и клуб неожиданных встреч по совместительству. Я так свою первую встретил. Ей было 15, мне 14. Она (Айка) каждый день проходила мимо меня в музыкальную школу, не обращая никакого внимание на патлатое курящее чучело в капюшоне. Говорили, что она учится то ли по классу фоно, то ли в вокальной студии местной знаменитости, имя которой никто не помнил. Однажды Айка снова проходила мимо, я, ни на что не рассчитывая и включив режим консервного ножа, предложил ей закурить. На пару секунд замерев как вкопанная в пески острова Бали, она развернулась в мою сторону и громко засмеялась. Ветер ворошил Айкину прическу, задирая подолы стильного, сшитого по фигуре, бежевого пальто. - Б...я, ты наконец то заговорил со мной. Я думала, ты немой бесчувственный гном.
Я опешил. Хулиганская спесь ушла в пятки и я что-то несвязно промычал. Гном - это звучало и оскорбительно, и нелепо, и пренебрежительно, но все таки давало маленький шанс. - Мне, бл..., не до тебя было. Я свои вопросы сижу думаю. Неграмотно слепил я ответ, говорил медленно и разборчиво, не тараторил. Это произвело должное впечатление. Ее глаза заблестели неподдельным интересом.
- Ой, ты наркотики продаёшь, да?
Театрально поморщившись, давая понять всем своим шершавым видом, что тема, мол, серьезная и с первой попавшейся ученицей музыкальной школы ржавых контрабасов обсуждать ее не намерен, я отвел глаза. Это тоже сработало. В субботу утром мы курили в постеле ее, сбежавших на all included-море родителей, пуская губами серые никотиновые круги в потолок, рассказывали друг другу пошлые анекдоты, смеялись над ее странными подругами и рвали друг друга вдоль и поперёк. Я делал с ней, что хотел. Она повиновалась и намекала на продолжение. Я корчил надменные рожи, мол, дела, и через полчаса снова курил на бордюре под своими окнами, предвкушая воскресенье, понедельник, вторник... в родительской спальне своей случайной поддающейся пассии. Шли осенние каникулы. Впереди была неделя, и если бы я получил от учительницы литературы персональное задание написать многобукв о том, как я провёл своё свободное время, это был бы эротический эпос из панельной многоэтажки с иллюстрациями и комментариями автора. А ещё у неё на животике родинка была. - ... когда я рисовала Гагарина...