Инспектор продолжал покачивать головой. И мне пришлось повторить еще раз сказанное.
— С какой фирмой вы связывались вчера в три часа?
— Думаю, что это было железорудное общество «Фернандини».
— Так, стало быть, никакой военной информации вы не передавали?
— Нет, — заверил я его. — О таких делах я не имею ни малейшего понятия. И в армии я еще не служил.
— Значит, вы не шпион? — решил уточнить инспектор.
— Конечно же нет.
Подойдя ко мне, он радостно улыбнулся и похлопал меня по плечу. Чиновник был явно доволен, что ему не придется больше возиться со мной. Мы выпили еще несколько рюмок «Писко», после чего оба ушли. Этого полицейского инспектора я никогда потом не видел.
На следующее утро после данного происшествия я обратился в англо-американский госпиталь, выдав себя за голландца. Моя надежда, что там не окажется настоящего голландца, оправдалась: везенье есть везенье. Обследовавшему меня врачу я пожаловался на боли в области почек. Он предположил, что это, скорее всего, желчный пузырь.
Меня госпитализировали, предписав соответствующую диету. В палате, кроме меня, было еще пять человек. Мы быстро подружились. Игра в покер оказалась столь интересной, что я совсем было забыл о своем намерении. Младший офицер, которого звали Джонни — фамилию его я забыл, — лежал от меня через койку. Врачи вырезали у него аппендикс и запретили выпивку. Он был общительным парнем и имел хороший аппетит. О своих знакомых девушках он рассказывал с большей охотой, чем о войне. Через три дня я затеял разговор в нужном мне направлении:
— На каком корабле ты плаваешь, Джонни?
— На «Диспече».
— А это что, тральщик, что ли? Он громко рассмеялся:
— Тебя тоже могут взять на флот, парень, и, видимо, довольно скоро, тогда ты станешь разбираться в подобных вещах. Нет, это крейсер. Правда, старая посудина, но с современными пушками.
— А из них хоть раз пришлось стрелять?
— А как же, — ответил он. — Ты что же, думаешь, мы получаем спецпаек за здорово живешь?
. — А ордена вы еще не получали? — раззадоривал я его.
— И это было, — сказал он. — Капитан покидает последним тонущий корабль, зато первым получает орден за успешно проведенную операцию или бой.
— Что же такое вы учинили?
— Захватили «Дортмунд» — немецкий транспорт — и благополучно привели в свой порт.
— Разве такое возможно?
— Порою и такое бывает. Нам удалось подойти к «Дортмунду» на близкое расстояние. Когда мы его остановили, немецкие офицеры приказали открыть кингстоны, чтобы затопить корабль. С правого борта это им удалось, а на левом произошла какая-то заминка. Мы быстро поднялись на борт «Дортмунда», закрыли все вентили и откачали поступившую уже воду из посудины.
Узнав, что мне было нужно, я попросил выписать меня из госпиталя. Стало быть, это не было актом саботажа и англичане не обладают какой-либо новой системой и тем более секретным оружием, чтобы воспрепятствовать затоплению захваченных судов их командами.
О произошедшем я радировал в Чили.
Дни моего пребывания в Лиме были сочтены, но я еще не знал об этом. Война здесь велась в смокинге и с бокалом вина в руке. Мы пили за отечество, устраивали иногда потасовки с англичанами и в общем-то вели себя, как и наши противники. Пять немецких кораблей — «Мюнхен», «Лейпциг», «Хермонт», «Монзерат» и «Ракотис» — не могли выйти в открытое море и стояли у пирсов. Я получил задание продать их по бросовым ценам. После непродолжительных поисков нашел заинтересованных лиц.
Одним из них оказался мистер Текстер.
— Сколько вы хотите получить за них? — спросил он.
— Совсем недорого, — ответил я. — По миллиону долларов за каждый корабль. Всего пять миллионов.
— Согласен, — произнес он. — Мне надо только созвониться со своей компанией в Нью-Йорке.
Через несколько дней он мне позвонил:
— Все в порядке.
— А когда я могу получить деньги?
— После войны, а пока я вручу вам чек.
Продажа, однако, не состоялась. После вступления Америки в войну корабли были конфискованы. А до того команды кораблей вели беспечный образ жизни. Делом чести немецкой колонии в Лиме было создать им соответствующие условия. Так что по вечерам мы посещали с ними один бар за другим. Большинство посетителей вставали и уходили, завидев нас.
В один из вечеров в «Крокодиле» мне повезло. Когда там началась потасовка между англичанами и американцами, я нокаутировал двоих американцев. Один из них был маленький, другой — большого роста. Оба были в военной форме, как говорится, не первой уже свежести. Поводом для драки послужило то, что американцы отозвались нелестно о короле Георге. Подобного рода рукопашные схватки давно уже стали привычным делом и объяснялись исключительно тем, что у посетителей порой сдавали нервы.
Одного из офицеров звали Б. Он был полковником американский армии. Другой представился как майор Г. Они возглавляли американскую военную миссию в Перу. С того времени мы почти ежедневно сиживали вместе в баре, играя в простенькие карточные игры, болтая о том о сем и обсуждая военные вопросы.
— Через четыре недели, — сказал майор Г., когда началась восточная кампания, как обычно называли тогда развязанную Германией войну с СССР, — Россия будет разгромлена.
— А что будет потом? — спросил я.
— Потом наступит очередь англичан.
— А затем?
— А затем вы выиграете вашу проклятую войну, — закончил он этот разговор.
Б. и Г. рассказывали мне интересные подробности о недостаточном оснащении американской армии, о мобилизационных возможностях Соединенных Штатов и производстве современного оружия.
После бурных ночных пирушек я садился за свою аппаратуру и передавал обо всем услышанном без разбора — важное и не совсем, правдивое и ложное.
Наши дружеские отношения сохранились даже после того, как Америка вступила в войну с Германией. Оба американца, однако, оказались не столь глупыми, как я полагал. Они, видимо, что-то заподозрили и решили не спускать с меня глаз. И вот однажды в городе меня прямо на улице остановили двое перуанцев.
— Вы сеньор Гимпель?
— Да, — ответил я. — Что вам угодно?
— Я должен вас просить пройти вместе с нами в префектуру, — ответил один из них.
— После обеда, — отрезал я.
— К сожалению, это невозможно. Дело очень срочное. У меня есть распоряжение на ваш арест.
Меня доставили в четырехэтажную следственную тюрьму шестого комиссариата. Охранник с красным, круглым, одутловатым лицом дружески меня поприветствовал и сказал:
— Поднимитесь насколько сможете выше. Сегодня же ночью вам станет понятно почему.
В камере не было ничего, кроме пачки старых газет. Моим соседом оказался француз, арестованный за контрабанду, который радостно встретил меня. Он был небольшого роста, очень живой и, судя по всему, обладал сведениями о тюрьмах всего мира не только по книгам. В знак приветствия он сварил для меня немного кофе в банке из-под консервов, использовав газеты и совершенно не дымя при этом. Его трюк мне впоследствии весьма пригодился. Ему не учили даже в агентурной школе в Гамбурге, куда я попал через несколько месяцев.
Арестованных в тюрьме было достаточно много. Часы и деньги у меня не отобрали, к тому же я получил подсказку забраться повыше. По архитектурному проекту тюрьмы санитарные сооружения предусмотрены не были. Нужду справляли у дверей камер, а по утрам все смывалось струей воды из шланга. Разговаривать с кем-либо мне было запрещено. Адвоката мне также не дали. Как мне стало известно, арестован я был по требованию американского правительства по подозрению в шпионаже.
Через три дня я оказался на борту океанского судна «Шоуни». Меня и других лиц, высланных из страны, охраняли техасские ковбои в форме оливково-зеленого цвета с громадными сомбреро на головах. За поясом у каждого было по два пистолета. Время от времени они палили в воздух для развлечения. Мы могли свободно ходить по кораблю, с нами хорошо обращались и сносно кормили. Корабль шел, прижимаясь к берегу, хотя западному побережью Южной Америки немецкие подводные лодки не угрожали.