Частые встречи личного эмиссара Бонапарта с дежурным генералом Первой Западной армии и флигель-адъютантом российского императора – это слишком серьезно и, без всякого сомнения, совершенно не подлежит ни малейшей утайке.
Так что хочет меня полковник Закревский подставить или нет, но государь от меня неминуемо обо всем узнает. Решение принято.
Новое сообщение прислал из герцогства Варшавского отставной ротмистр Давид Саван.
Он уведомил меня, что по здешнему краю разъезжают якобы в целях закупки леса двое французских торговцев – Пенетро и Голен. Между тем на самом деле их интересует не лес, а сведения о русской армии.
Я вызвал из Ковно майора Бистрома и тут же приказал начать поиск сих французов.
Вообще судьба ротмистра Савана давно занимает меня. События его жизни составляют прелестный сюжет для авантюрного романа.
Он коренной француз, как и я; подлинная фамилия его – Savant, что в переводе означает «знаток». На русской службе дослужился до ротмистра. Проживал с семьей в герцогстве Варшавском. Выйдя в отставку, хотел получить место учителя. Начальник генерального штаба польской армии генерал Фишер обещал помочь в подыскании места работы, но Фишер поставил условие – Саван должен будет выполнять поручения резидента Биньона на русской территории. Саван, находившийся в безвыходном положении, вынужден был принять предложение генерала Фишера. Он был отдан в подчинение барона Биньона.
В 1811 году снабженный инструкциями Саван перешел границу и по прибытии в Вильну добровольно явился в штаб русской армии.
Он доставил интересовавшие Фишера сведения, специально подготовленные в штабе Барклая-де-Толли.
Так Саван стал нашим агентом. Да, интересная судьба у отставного ротмистра русской службы.
Виделся с государем. Вручил ему ряд полученных донесений, в том числе записку отставного поручика Станкевича.
Александр Павлович пробежал ее при мне глазами и сразу же резко помрачнел. Видно было, что записка произвела на него крайне неприятное впечатление.
В конце нашей беседы он сказал мне, что за дежурным генералом Кикиным следует установить наблюдение, дабы выяснить, не встречается ли он с виленскими бонапартистами.
Я спросил у его величества, надо ли мне об этом известить главнокомандующего.
Александр Павлович, не раздумывая, отвечал, что этого делать не стоит: «Докладывай прямо мне, и немедленно».
Прикомандированный к моей канцелярии коллежский секретарь Валуа составил по моей просьбе служебную справку о министре Балашове. Многое мне, конечно, было уже известно, но, надо честно признаться, что далеко не все.
Выписываю для себя выдержки из сей справки.
А. Д. Б-в пяти лет был записан в гвардии Преображенский полк. С июня 1781 года, будучи одиннадцати лет, был определен пажом ко двору императрицы Екатерины II. В 21 год получил чин поручика и был определен в лейб-гвардии Измайловский полк.
Интересная история приключилась с Балашовым в царствование императора Павла. Вот что выискал умница Валуа.
В 1799 году Балашов получает чин генерал-майора и назначается комендантом Омской крепости.
Вскоре он арестовывает шайку фальшивомонетчиков и докладывает о том обер-прокурору Сената. Император узнает о случившемся и приходит в бешенство, что комендант крепости должен был лично доложить ему о поимке разбойников.
Высочайшим приказом в августе 1800 года Балашова увольняют со службы.
Отставленный генерал-майор решается на смелый шаг и обращается к императору с личным письмом. Павел прощает Балашова, принимает его на службу и назначает ревельским военным губернатором. Да, там-то мы и свели дружбу.
При Александре Павловиче он отнюдь не сразу идет вверх. Только в 1807 году по протекции одного своего сослуживца по Измайловскому полку его назначают московским обер-полицмейстером, а через год – обер-полицмейстером Петербурга. Дальше – больше. В феврале 1809-го Балашов становится военным губернатором столицы, генерал-адъютантом, а уже в марте он получает чин генерал-лейтенанта.
Да, история возвышения весьма поучительная. Упорный поиск протекции и природное нахальство – вот истинные пружины карьеры. Выводы грустные, но неизбежные. Ждать, пока государь на тебя обратит внимание, в высшей степени глупо. Твое усердие заметят, только если ты сам начнешь кричать об этом на всех углах. Вот и пролезают вверх у нас в основном хвастуны и льстецы. Обидно.
В городском саду, во время утренней прогулки, встретился с министром Балашовым, шествовавшим рядом с губернатором.
Балашов раскланялся и весьма игриво спросил у меня:
– Ну как шпионы? Ловятся?
Я пробормотал что-то невнятное и прошел мимо, и поступил так отнюдь не из гордыни.
Ежели бы я остановился и стал разговаривать со своим бывшим благодетелем, то губернатор Лавинский непременно донес бы государю, а это вполне могло бы закончиться для меня если не опалой, то, по крайней мере, выговором.
Еще в городском же саду я видел, как британский агент Роберт Вильсон шествовал под ручку с графом де Шуазелем, а корсиканский недруг Наполеона Поццо ди Борго внимательно беседовал о чем-то с аббатом Лотреком и графом Тышкевичем.
Сценки удивительные и забавные. Особенно уморителен мне показался граф Поццо ди Борго чуть ли не в объятиях завзятых бонапартистов и агентов французского императора.
Полковники Розен и Ланг донесли мне, что дежурный генерал Кикин в течение сегодняшнего дня никаких предосудительных встреч не имел.
Я уведомил об этом государя (рассказал ему и обо всем, что видел сегодня в городском саду Вильны). Александр Павлович отвечал, что наблюдения все равно ни в коем случае не снимать и все маршруты дежурного генерала в точности фиксировать и затем донесения показывать ему безотлагательно.
«И проверьте, – добавил император, прощаясь и при этом чрезвычайно задумчиво глядя на меня, – не встречается ли дежурный генерал Кикин с графом Румянцевым».
Петр Андреевич Кикин родился 27 декабря 1775 года, закончил Московский университетский благородный пансион (сие учебное заведение давно поражено идеями вольнодумства. – Примечание Я. И. де Санглена), потом поступил на службу в лейб-гвардии Семеновский полк, куда был записан еще на втором году от роду.
В 1802 году был пожалован императором во флигель-адьютанты. Состоял при генералах Михельсоне, Мейендорфе и затем и при особе государя. Пользуется его расположением (впоследствии стал статс-секретарем, сенатором, тайным советником. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена).
Невероятно, совершенно невероятно. Это просто не укладывается у меня а голове. Да тут самый что ни на есть настоящий заговор.
Конечно, для начальника военной полиции хорошо, что есть заговор, что есть что раскрывать, но мне как верноподданному это не по душе – слишком высокие и благородные лица тут принимают участие.
Неразлучные полковники Розен и Ланг только что прибыли и уведомили меня, что вчера в сумерки румянцевский особняк посетил дежурный генерал Первой Западной армии Петр Кикин.
Придется все рассказать государю, хотя это будет и непросто, ведь он так благоволит к Кикину. Правда, чем более Александр Павлович благоволит к людям, тем более склонен ко всяческим подозрениям на их счет.
Опять поразительную сценку видел сегодня во время утренней прогулки в городском саду: корсиканец и заклятый недруг Бонапарте Поццо ди Борго (впоследствии наш посланник в Париже, а затем и в Лондоне, умер он в Париже. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена) шествовал рядом с этим говоруном-коротышкой аббатом Лотреком и очень мило и даже увлеченно с ним о чем-то беседовал.